В палатку заглянул боевик, сказал четко:
– Машина прибыла.
Я поднялся.
– Спасибо за откровенность. Ингрид, поднимайся.
Ингрид поднялась и, выходя, смерила Левченко ненавидящим взглядом, на что тот снисходительно улыбнулся и посмотрел ей вслед по-мужски оценивающе.
Я вышел следом за нею, у входа уже ждет потрепанный «Хаммер». Разрисован так же, как и комбинезоны боевиков, хотя преобладают желтые мазки, что значит, после прибытия из Штатов ни разу не перекрашивали.
Водитель оглянулся, загорелый такой араб с повязкой на голове, но теперь я никому не верю.
– Ассаляму алейкум! – сказал он вежливо.
– Алейкум салям, – ответил я.
Ингрид посмотрела на меня косо, а водитель охнул:
– Ух ты, а я думал удивить!
– Бурятский спецназ? – спросил я.
– Точно, – сказал он с восторгом, – хоть из Нижнего, который все еще Новгород, но все равно бурятский, так круче. Куда едем?
Ингрид хотела ответить, но я сказал раньше:
– Ты знаешь, где мы оставили свой джип. Родной, немецкий.
Он ухмыльнулся.
– Да вдруг у вас другие пожелания.
– Они расходятся с пожеланиями вашего командира, – ответил я. – Так что выполняйте приказ…
– А вы выполните свой?
За веселым и даже дружелюбным тоном прозвучало нечто едва прикрытое, я ответил мирно и чуточку как бы обиженно:
– Нам никто не приказывает, я человек гражданский. И привлечен как посредник…
Ингрид открыла для меня дверцу заднего сиденья, я влез в машину, водитель с ожиданием оглянулся на Ингрид, она в самом деле как человек на службе и на задании, потому захлопнула за мной дверцу, а сама села впереди рядом с ним.
Я смотрел на их прямые плечи, чем-то одинаковые, словно стремление к военной службе заложено на генетическом уровне. Интересно, какие гены придется убрать, чтобы уменьшить агрессивность человека?.. Хотя нет, этого делать нельзя, прогресс остановится тоже. Даже стремление сделать мир лучше идет от нашей агрессивности, непримиримости, нежелания смиряться с тем, что дает природа, хоть человечья природа, хоть природа этой планеты…
Он воскликнул:
– А, вот вы где его оставили!.. И близко, и не достать выстрелом!
– А хотелось? – спросила Ингрид.
– Еще бы, – ответил он задиристо. – Зачем-то нас сюда перебросили? К тому же у вас машина немецкая, а у меня американская, а сейчас, как я слышал, Штаты и Германия враждуют…
Его автомобиль остановился возле нашего, мы пересели, на этот раз я сел на переднее сиденье, а когда отъехали, в зеркало заднего обзора видел, как он все еще с сиденья своего «Хаммера» рассматривает нас в бинокль, хотя, думаю, машину за время нашего отсутствия в темпе проверили и перепроверили, а то и перебрали все по винтику, а по манере вождения вряд ли много узнает о наших характерах.
Ингрид тоже время от времени поглядывала в зеркало. Голос ее прозвучал несколько натянуто:
– Не думаю, что нам подложили бомбу, но… маячок?
Я покачал головой.
– Увы, нас не уважают. Ни бомбы, ни маячка.
– Обиделся? – поинтересовалась она с издевкой.
– Ничуть, – сообщил я. – Меня даже мнение лаборантов не интересует, а это вообще подумать стыдно: с кем общаюсь, кадровые военные.
– И что тебе кадровые? – спросила она враждебно.
– К счастью, – педантично пояснил я, – ничего. Думаю, их ай-кью даже ниже, чем у моих мышек. Те у меня умненькие…
– Засюсюкал, – сказала она с отвращением. – Утю-тю, ахбоземой… Тьфу на тебя. Три раза.
– Молчи, копытное, – сказал я с удовлетворением. – Не люблю трудностей, если их можно избежать… Эй-эй, полегче! Вот там впереди земля на краю слишком рыхлая.
Она фыркнула, но на повороте постаралась провести автомобиль подальше от края, за ним бездна, падать и падать, переворачиваясь и разбиваясь о каменные выступы, романтика, но я совсем не романтичен, ученые все стареют просто стремительно мозгами, хотя живут дольше всех.
Поддубецкому явно доложили, что со стороны боевиков приближается наш джип, вышел навстречу, красивый и подтянутый, настоящий горный волк, прокаленный зноем и ветрами, стреляный и выживший в десятках спецопераций.
Ингрид остановила автомашину от него в двух шагах. Я вышел первым, но с той стороны, а она, как только коснулась ногами земли, сразу от двери доложила четким военным голосом:
– Товарищ майор, переговоры проведены. Результат отрицательный.
Он кивнул.
– Что и следовало ожидать. Но хорошо, что у вас все обошлось благополучно. Иначе меня бы еще и за вас…
Ингрид напомнила:
– Мы не в вашем подчинении, потому с вас взятки гладки.
– Да? – спросил он с сарказмом. – Если кто-то где-то погибает, виновного нужно найти обязательно.
– Что теперь? – спросила она.
Он вздохнул.
– Вы обратно в Москву, а мы будем стараться установить местоположение заложницы.
– Это просто, – сказал я. – У вас есть подробные карты?
Он сказал торопливо:
– Неужто повезло?.. Да, конечно!.. Иванов, немедленно карту!.. А как вам удалось…
Он оглянулся на Ингрид, та тоже смотрит изумленно, я пояснил:
– Пока капитан Волкова демонстрировала майору Левченко свои коленки, а потом и танец у шеста, хоть и без него, я быстренько качнул, что там у него на планшете.
– Ну-ну? – сказал он в нетерпении.
Прибежал молодцеватый солдат с большим раскладным трансформером. Поддубецкий досадливо взглянул на знойное южное солнце.
– Ни хрена не увидим. Все в дом!
В блиндаже он разложил планшет на весь стол, я воткнул в разъем свою флешку. Они с недоумением смотрели, как я моментально отыскал на ней подходящий снимок с американского спутника-шпиона.
– Вот, – сказал я и увеличил изображение, – здесь замаскированный бункер. Видите, в самом центре? Пройти к нему незамеченным не просто трудно, а как бы нельзя. Вот здесь дорога перекрыта, здесь охранение под маскировочной сетью, в этом месте… нет-нет, левее, стрелок с пулеметом и еще один, у него гранатомет и два пистолета.
– Два? – переспросил Поддубецкий с сомнением.
– Это аласийцы, – почтительно сказал солдат, что принес планшет, – в их клане так принято. Один в кобуре, второй сзади на поясом. Шик по-восточному.
Поддубецкий сказал невесело:
– Неужели они и аласийцев привлекли?.. Тоже верно, у них никакой дисциплины…
