Я ответил почтительно:
– Я профессор из Москвы. С детства был воспламенен священными текстами Корана, выучил его наизусть, изучил труды Акбара Салахуддина, Фазлур Рахмана, Мусы аль-Джаила, Фетхуллаха Гюлена и других мудрецов.
Он бросил взгляд на молча замершую Ингрид.
– А это…
– Жена, – сообщил я. – Московская берберка. Языка родного не знает, но сохранила гордость, красоту и независимый нрав своей расы. Я как только ее увидел, сразу возжелал в жены. По обычаю русских, я дал за нее ящик водки, она того стоит, а она, по обычаям своего народа, дала за меня двух коз.
Из дома вышел поджарый боевик в военной форме, остро взглянул в нашу сторону.
– Сархан, что там?
Наш часовой крикнул:
– Абдулла, ученый человек из Москвы, что Коран знает лучше муллы и муфтия. Воспламенен идеями ислама, принял его и в жены взял берберку…
Боевик, которого назвали Абдуллой, подошел к нам, острый взгляд пробежал по мне и моей женщине.
– Русские?
– Для Аллаха нет русских, – ответил я, – нет арабов, нет персов, а есть только мусульмане или неверные. Так и надо отвечать Мункару и Накиру, что вскрывают в день Страшного суда могилы и грозно вопрошают «Хто ты?».
Он внимательно вслушивался в мое произношение, покачал головой.
– Вот уж не думал, что встречу здесь человека, говорящего на эльбахском диалекте! Уважаемые, приглашаю вас посетить мой караван-сарай, чтобы я мог выслушать вас и помочь всем, чем позволит мне Аллах.
Я ощутил на своей спине запрещающий взгляд Ингрид и ответил учтиво:
– Буду счастлив, уважаемый…
– Абдулла аль-Джауф, – подсказал он. – Прошу вас, дом прямо перед вами. Вам повезло, что вы встретили нас. У нас не самый крупный отряд, но у нас командиром сам Али Шариати!
В голосе звучала такая гордость, что я сразу же заглянул в инет, охнул с подчеркнутым восторгом:
– Да не может быть?.. Принц?.. Из семьи короля?
Он кивнул, весь воспламененный восторгом.
– Он самый.
– Как он… оказался здесь?
Он ответил с торжеством:
– Ему был глас с небес, он в тот же день покинул свой дворец и жен, взял автомат и на свои деньги снарядил целую армию. Она сейчас на той стороне границы, а сюда он лично привел отборный отряд, чтобы показать миру ислама, как далеко могут продвинуться его отважные сыновья!
Он с поклоном пропустил нас в дом, просторная квартира украшена с предельной восточной роскошью, которую можно обеспечить за пару часов, везде дорогие ковры, которые французы посчитали бы за честь повесить в Версале, за инкрустированный драгоценными камнями столик Лондон отдал бы корону британских королей, а кубки на столике если не из золота, то из чего-то более драгоценного, чем золото.
– Располагайтесь, – сказал он, – я сейчас вернусь.
Когда он вышел, Ингрид спросила шепотом прямо в ухо:
– Что за принц? Настоящий?
Я ответил еще тише:
– В королевской семье их называют саудитами, двадцать пять тысяч человек. Из них двести чистокровных принцев…
Она сказала разочарованно:
– А-а-а-а…
Дверь из внутренних покоев распахнулась, Абдулла вошел и тут же отступил в сторону, весь почтительный и восторженный. Следом за ним шагнул высокий красивый юноша, чем-то показался похожим на Синдбада, такой же сухощавый, жилистый, с умным подвижным лицом, крупными орлиными глазами и горбатым носом, а небольшая черная бородка ничуть не портит его смуглое лицо.
Одет подчеркнуто просто, обычный камуфляж, пистолет в кобуре и автомат через плечо, даже не знаю, как его отличают от рядовых. Хотя, возможно, это нарочито.
Точно так же перед Куликовской битвой князь Донской свои позолоченные латы надел на боярина Бренка и поставил его под княжеское знамя, а сам в одежде простого ратника скрылся среди войска. В результате Бренка, конечно, убили, а сам Донской сражался среди рядовых и с победой вернулся в Москву.
Абдулла что-то сказал, указывая в нашу сторону взглядом. Принц слушал с интересом, всем корпусом повернулся в нашу с Ингрид сторону, Абдулла продолжал втолковывать, наконец принц перехватил мой взгляд и приглашающе кивнул.
Я приблизился, почтительный и одновременно гордый, ибо ислам – смирение перед Аллахом, но не перед людьми, поклонился.
– Салям алейкум, ваше высочество.
– Алейкум салям, – ответил он. – Я слышал, дорогой друг и соратник, ты прибыл из самой Москвы?
– Да, ваше высочество.
Он посмотрел на Ингрид, улыбнулся мне.
– Ты хорошо владеешь арабским. Садитесь, прошу вас. В нашем движении много людей из России, но москвича вижу впервые.
– В Москве четыре миллиона мусульман, – ответил я кротко. – Здесь могло бы быть и больше.
Я сел на ковер, подогнув ноги, принц опустился по другую сторону столика. Абдулла остался у двери, наблюдая за всеми нами живыми и тревожными глазами.
– Но вы не мусульмане, – сказал принц и уточнил, – по рождению?
Я кивнул, Ингрид продолжала стоять за моей спиной. Принц сказал ей милостиво:
– Садись, женщина. Я со всем уважением отношусь к женщинам, ибо Пророк ставит их очень высоко. И вообще я не навязываю обычаи моей страны тем, кому они чужды.
Я поклонился.
– Ваше высочество понимает, что обычаи важны, но это не главное. Важнее всего наша вера и убеждения.
Он кивнул.
– Точно сказано. Я вижу, вы из ученых людей?
– Доктор наук, – ответил я скромно. – Профессор. Обо мне можно посмотреть в Википедии. Лавронов Владимир Алексеевич.
Ингрид уже послушно опустилась за моей спиной по моему знаку. Я видел боковым зрением, как Абдулла выудил из кармана фаблет и, быстро сфотографировав меня, начал водить пальцем по экрану.
Принц смотрел на меня с возрастающим интересом.
– Доктор наук… уважаемый человек… И что вас привело к исламу?
Я ответил невесело:
– Да, мы рождены даже не в православных семьях, а не признающих Творца вообще. Но человек, если он человек, а не тварь дрожащая, не может жить без Творца. Он начинает искать его в своей душе. Я нашел.
Его глаза заблестели, еще бы такие слова не слушать, это как маслом по душе.
– Да-да, расскажите!
Я сказал совсем упавшим голосом:
– Началось, как у всех, с неприятия общества, в котором живу. Западный мир превращает человека в интеллектуально развитое существо без души, чести и совести, так как они мешают управлять им. Правителям западного мира нужен идеально простой и понятный человек, или, как говорят в нашей Госдуме, предсказуемый. Понимаете, человек, у которого сохранились честь и совесть, непредсказуем, так как может не откликнуться на такие простые и понятные приманки простого человека, как деньги, отдых, женщины, вино, вкусная еда…
