Что-то задумал? Ну и шут с ним! Лишь бы его новости не мешали ее собственному обновлению. Надо выразить вежливое любопытство. Не совсем же они чужие друг другу, в конце-то концов.
— Что-то случилось, Джеф?
— Я продаю компанию, Катрин. Она перейдет к консорциуму, который хочет распространить сферу влияния за пределы своих границ. Если, конечно, все получится.
Господи, от этого человека просто голова кругом! С бухты-барахты в новую авантюру! Неожиданно кольнуло беспокойство за него.
— У тебя неприятности с деньгами, Джеф? Ты же выплатил мне долю Гордона…
— Нет, — коротко ответил он. — Я уже говорил тебе, хотя это и звучит жестоко, но смерть Гордона…
Он вдруг запнулся.
— Смерть мужа разрешила твои финансовые проблемы, — закончила Катрин за него.
И не только финансовые, подумала она про себя. Впрочем, и «предоплата» с ее стороны тоже была достаточно щедрой.
— Совершенно не собирался вновь поднимать эту тему, — холодно возразил Томпсон.
— Ты не должен продавать компанию из-за меня, — запротестовала женщина. — Если есть нужда, мне ничего не стоит вернуть тебе деньги. Я к ним даже не притронулась.
— Деньги тут ни при чем. Просто я хочу выйти из дела, только и всего.
— Но почему? Ты же превосходный работник, и…
Новая мысль, пришедшая только что, заставила ее замолчать. А вдруг все произошло из-за того, что Гордона больше нет? Томпсон — прирожденный бизнесмен, прекрасный специалист по продаже новейшей бытовой техники, умеет уладить любое дело с клиентом. Но генератором идей всегда являлся Гордон: своим процветанием компания в первую очередь обязана его хватке и таланту.
— Мне трудно одному. — Голос Джефа звучал ровно и безжизненно. — Остались умелые работники, огромный накопленный опыт, наш бизнес по-прежнему очень перспективен. Но мне недостает Гордона, его острого ума, умения быстро принимать решения. Все напоминает мне о нем, ведь это было наше общее детище.
— Да. Да, я понимаю тебя.
Друзья были очень близки — ближе, чем братья. Это не значит, что они никогда не ссорились, наоборот, порой сцеплялись, как кошка с собакой. Но по большому счету всегда действовали заодно. Они были безгранично преданы друг другу, и нередко от этой преданности страдали другие. И в первую очередь — она, Катрин.
Официант принес коктейли и меню. Катрин смотрела на отпечатанный листок невидящим взглядом. Ей впервые открылось, что скорбь Джефа так же глубока, как и ее собственная. Ему даже тяжелей. Ведь он был там, возле обрыва, — беспомощный свидетель гибели сперва Рона, а потом Гордона, когда тот пытался спасти ребенка. Ужасно стать очевидцем подобной трагедии. Слава богу, ее миновала чаша сия.
Катрин справилась с подступившими слезами. Да, ее ребенок погиб, и уже ничего не поправишь. Но пусть отчаяние останется в прошлом. Хватит с нее скорби, она и так уже едва не поставила крест на собственной жизни. Однако больше не позволит себе потерять уверенность в своих силах.
Катрин остановила выбор на салате и лососе, запеченном со специями, и отложила меню.
Джеф внимательно следил за ее лицом. Ничего, дорогой, ты на моем лице не прочтешь. Я научилась скрывать свои мысли. Испугался вести дела без Гордона — твои проблемы. И мнения моего не прочтешь по глазам. Хотя бы потому, что нет у меня мнения о том, как тебе поступать, как жить. Впрочем, не дадим иссякнуть беседе. Мы же нечто вроде «двоюродных» друзей. Пока есть силы на вежливость в общении, постараемся быть вежливыми.
Она подняла бровь, выказывая интерес к судьбе собеседника.
— И что же ты собираешься теперь делать?
Он вздохнул.
— Еще полгода поработаю в компании, чтобы помочь людям приспособиться к переменам. После этого по условиям договора я не должен заниматься подобной работой три года.
— Три года — довольно большой срок. Чем ты их заполнишь?
— У меня есть на этот счет кое-какие идеи.
— Какие же?
Он посмотрел на нее выжидающе, будто они способны понимать друг друга без слов.
— А ты не догадываешься?
— Вот уж нет.
Ответ был произнесен намеренно беззаботным тоном.
— Ну что ж, тогда все несколько сложнее, чем предполагалось.
Джеф немного помолчал, словно заново оценивая ситуацию. Катрин не стала побуждать собеседника к откровенности и сохраняла на лице выражение сдержанной заинтересованности. Тогда Томпсон решил зайти с другой стороны:
— А у тебя какие планы, Катрин? Ты ведь пришла на этот обед с какой-то определенной целью, верно?
И вдруг ее осенило: Джеф посчитал, что ее новый облик — это приманка для него. Думает, что она хочет его соблазнить! Было от чего смутиться. Да как ему могла прийти в голову подобная дикая мысль! Что же, теперь понятно, почему он посмел смотреть на нее с нескрываемым вожделением. Нужно немедленно все расставить по местам, снять с ситуации налет двусмысленности.
Светло-карие глаза Катрин засверкали злыми золотистыми искрами.
— Да, я пришла с определенной целью.
— С какой?
— Мне нужно кое-что сказать тебе.
Он подбадривающе улыбнулся, уверенный в том, что наперед знает ее мысли и намерения, и приглашающе развел руками.
— Ну что же, говори, я слушаю тебя.
— Прежде всего, я не хочу, чтоб ты опекал меня, как маленького ребенка.
Улыбка Джефа вмиг увяла.
— Но я только хотел помочь тебе. Ты была такая… потерянная и беззащитная.
— Так вот, теперь я сама могу за себя постоять.
— Замечательно!
— И больше не желаю выслушивать твои советы и замечания. Это моя жизнь, и я буду жить так, как сама того хочу, а не по твоей подсказке.
Томпсон насторожился, взгляд не скрывал тревожных предчувствий. Катрин гордо вздернула подбородок.
— И не хочу больше ничего слышать про Гордона, — добавила она твердо, но запнулась, натолкнувшись на тяжелый, неотрывный взгляд собеседника.
— Это все? — коротко спросил он.
— Более или менее. Но если ты станешь на меня давить, список требований придется продолжить.
— Другими словами, ты хочешь, чтобы меня просто не было в твоей жизни?
— Да.
— Как советчика в делах и как друга тоже?
— Да.
А как еще ответить, если видишь желание мужчины перевести дружеские отношения в интимную близость. Другого ответа и быть не может. Конечно, чувство благодарности за все то, что товарищ мужа для нее сделал, может подвигнуть на многое, но не до такой же степени!
И все же Катрин почувствовала внутри какую-то странную пустоту. Слишком долго пришлось держаться за него как за соломинку. Он оказался на время главной поддержкой и опорой в ее жизни. И теперь от избытка самостоятельности слегка закружилась голова. Как странно и непривычно — освободиться от него навсегда! Вот только вопрос: нужно ли ей это на самом деле?
