Она ведь слышала, как тот, другой, говорил, что очень скоро все ее раны заживут.
— Я не доктор.
— Тогда кто же вы?
— Я… Джеф.
Его голос звучал как-то неуверенно, он явно волновался, и, чтобы подбодрить его, она улыбнулась.
— Привет, Джеф.
Он с облегчением вздохнул:
— Привет, Катрин.
Какой чудесный у него голос! Назвавшийся Джефом взял ее за руку, и от этого нежного, теплого прикосновения по коже у нее пробежали мурашки. Странное чувство, приятное и неуловимо знакомое. Человек словно передавал ей свою энергию — волны тепла бежали к ней от сильных пальцев. Может быть, он экстрасенс?
— Мне нравится, как вы держите меня за руку.
Джеф широко, радостно улыбнулся. Его взгляд, полный тепла и доброты, казалось, проникал до самого сердца.
— Вы психотерапевт? — спросила она.
Он взглянул на нее беспомощно, но потом, решившись, ответил:
— Я твой любовник.
Катрин ошеломленно смотрела на собеседника. Что за шутку сыграла с ней память? Какой еще любовник? Зачем он ей нужен? Она вспомнила, что лежит в больнице, а сюда пускают только членов семьи. А вдруг «любовник» соврал, что он любовник, лишь бы попасть в палату? Если да, то кто же послал его сюда? И зачем?
Она взглянула на светловолосого доктора. Неужели тот тоже считает, что красавец, сидящий рядом, ее любовник? Вид у доктора вполне спокойный. Стоит себе как вроде бы ничего не подозревающий у постели — хоть и заинтересованный ситуацией, но все же совершенно посторонний. Как будто так и надо. Нет, она должна немедленно все прояснить.
— Где моя мама? — спросила она.
Доктор повернулся к «любовнику», сделав ему какой-то знак. Катрин смотрела на них требовательно, с нетерпением ожидая ответа.
— Твоя мама в другом городе.
— Значит, «скорая помощь» привезла меня в Сидней?
— Нет. Ты в Брисбейне.
— Почему?
— Ты помнишь, что с тобой случилось?
— Я упала на тренировке. Хотела сделать двойное сальто через коня… — Она запнулась, неуверенная, что говорит верно. — Или тройное сальто?
— Ты уже два дня лежишь без сознания, Катрин.
Целых два дня выпали из памяти!
4
Неудивительно, что ей что-то капают в вены! Но никак не постигнуть, зачем врачи привезли ее в Брисбейн.
— Я могу прямо сейчас пойти домой? — спросила она.
— Ты наверняка упадешь, если попытаешься встать. Ну-ка, попробуй сесть.
Катрин попробовала и тут же сдалась: лежать неподвижно куда легче.
— С тобой произошел несчастный случай. Но не волнуйся — память обязательно вернется. И силы тоже. — Мужчина, назвавшийся Джефом, нежно гладил ее руку. — Надо немного подождать.
Ей была неприятна сама мысль — ждать. Чего, собственно, ей следует ждать?
— А что с моей памятью?
— То, что произошло в гимнастическом зале, должно быть, случилось много лет назад, Катрин. Ты здесь потому, что попала под машину.
Много лет назад? Ее охватило тревожное чувство смятения. Не может такого быть! Она уставилась на мужчину в надежде поймать отблеск сомнения в чужом пристальном взгляде. Никаких колебаний! В серых глазах отражались лишь беспокойство и забота. Впрочем, не только. Взгляд будто говорил: я здесь ради тебя, я буду заботиться о тебе, ты можешь опереться на меня, как на каменную стену.
— Сколько мне лет? — спросила она. Наверняка этому заботливому «любовнику» известен ответ. И она сама тоже должна знать.
— Двадцать восемь, — коротко отозвался он и сжал ее руку.
На нее будто обрушилась трагедия невосполнимой потери. Пропало двенадцать лет жизни: когда она упала в гимнастическом зале, ей было шестнадцать… Что же с тех пор происходило в ее судьбе? Память сохранила ее нетерпеливое желание стать художницей и великой гимнасткой. Должно быть, из этого ничего не вышло.
— Где я работаю? — Только из ответов на торопливые вопросы и можно поскорее заполнить провалы в памяти.
— Ты художник-оформитель. Недавно подписала контракт на иллюстрации к детской книге.
— Должно быть, у меня это неплохо получается, — удивленно сказала Катрин.
— Ты очень талантлива.
В голосе мужчины звучало искреннее восхищение, и на сердце у нее потеплело.
— Рассказывайте ей все, что подталкивает работу памяти, — воспользовался паузой беловолосый. — Я оставляю вас.
Доктор улыбнулся больной, кивнул ее собеседнику и быстро вышел из палаты.
Уверенность доктора утешала. Катрин изо всех сил старалась собраться. Она мысленно повторяла имя «Джеф», пытаясь вызвать в памяти какие-нибудь отклики, что помогло бы восстановить картину в целом.
Ничего.
Взгляд мужчины говорил, что между ним и ею существует какая-то связь. Она кожей чувствовала это. Катрин с любопытством взглянула на Джефа. Ей двадцать восемь. Ему на вид тридцать пять. Какие в действительности между ними отношения?
— Сколько лет ты уже мой любовник?
Проницательные глаза мужчины смотрели прямо на нее.
— Много лет. Но мы никогда не были близки физически.
— Почему?
— Ты была замужем.
Еще один удар!
— За кем?
— Его звали Гордон. Гордон Гайс.
Он испытующе взглянул на нее.
Больная смущенно отвела глаза — надо же, ничего не помнит! Как можно забыть мужа? И… «любовника»? Катрин взглянула на свою руку. Колец нет. Наверное, их сняли в больнице. Она рассматривала палец, на котором носят обручальное кольцо. Золотистый загар и никакой светлой полосы. Значит, кольца она не носила.
— Я разведена?
— Нет. Ты вдова.
Перед Катрин вдруг словно приотворилась дверь памяти. Слабые проблески воспоминаний… что-то возвращалось к ней… что-то очень важное. Сердце наполнилось теплом материнской любви и гордости. Она победно взглянула на Джефа.
— У меня есть сын, прелестный мальчуган.
Тот кивнул.
— Его звали Рон.
— Где он сейчас?! — нетерпеливо воскликнула она. — Почему не здесь, не со мной?
Она увидела, что Джеф в смятении. Он поднял ее руку, поцеловал пальцы, словно пытаясь передать живительное тепло, и посмотрел на нее с таким состраданием, что она замерла в тревожном ожидании.
— Мне очень жаль, Катрин. Год назад произошел еще один несчастный случай. Рон… погиб.
Она сразу поняла, что это правда. Радость вмиг покинула сердце, оставив после себя лишь ноющую, тревожную пустоту. Ее любимого мальчика больше нет. Но ведь малыш был смыслом ее жизни.
