Вот так – неожиданно для Евпраксии – в этой самой трапезной появился однажды невысокий худощавый человек с горделиво вскинутой головой. Он был одет в черное – блистала только золотая цепь на груди. Его твердый рот прятался в рыжеватых усах и короткой бородке, а взгляд бледно-голубых глаз был властен и холоден. Под этим взглядом девушке отчего-то захотелось сделать реверанс – самый глубокий из тех, каким ее учила Адельгейда. И вместе с тем ей хотелось встретить этот взгляд. Евпраксия никак не могла разобраться в странной сумятице своих чувств, и прошло немалое время, прежде чем она поняла, что влюблена в этого властного человека.
Он имел право быть властным, так как был Генрихом IV, императором Священной Римской империи… То есть это был брат аббатисы Адельгейды.
Тот самый брат…
Евпраксия, понятное дело, по-прежнему ничего о том давнем, позорном случае не знала. Что она вообще знала о тридцатисемилетнем Генрихе – кроме того, что он недавно похоронил нелюбимую жену, а теперь, наконец, впервые в жизни чувствует себя так, словно среди зимы набрел в заснеженном лесу на цветущий куст шиповника и видит распустившуюся на нем дивную розу?
Розой была для Генриха IV юная вдова-маркграфиня. То есть это он так говорил. А Евпраксия впервые услышала от мужчины слова любви – и радостно поверила им. И она не заставила Генриха долго ждать согласия в ответ на его предложение стать его женой и императрицей.
Вот это был брак, способный удовлетворить любое тщеславие! И Евпраксия, конечно, не ожидала, что он вызовет такое негодование отца.
Она была изумлена. Почему это князь киевский брызгал гневом? Не он ли хотел для дочери завидного жениха? Так разве сыщешь завиднее германского императора?
Евпраксия ничего не знала о своем женихе. А Всеволод знал, что у германского императора была самая скандальная репутация на свете. Весь остальной мир был о ней наслышан!
Генрих стал императором, как говорится, «когда темя еще не заросло». Он был малым ребенком, когда умер его отец, Генрих III, и власть перешла в руки вдовы императора, Агнессы Савойской, и четырехлетнего сына. Опекунами его стали архиепископы Адальберт Бременский и Ганно Кельнский. Благодаря этим опекунам Генрих стал порочен морально и физически – а главное, проникся презрением к религии как к силе, руководящей поступками и потребностями человека. Кроме того, Генрих – хоть убейте! – не мог понять, почему его политику, его дела, жизнь его страны и его собственную должны определять какие-то люди, сидящие в Риме.
Неприязнь Генриха к Риму усугублялась еще и тем, что отцы церкви никак не хотели давать ему развода с ненавидимой им Бертой Савойской, на которой его просто принудили жениться еще в ранней молодости.
Присутствие жены, впрочем, его ничуть не сдерживало в распущенности – скорее озлобляло. Берта родила ему двух сыновей, Конрада и Генриха, однако отношения супругов напоминали то поле смертельной битвы, то цирковую арену. Иногда – и то и другое враз…
Против чего Рим не мог бы ни в коем случае возражать, так это против предлога для развода, против супружеской измены. Сам Генрих дал Берте столько поводов, что ее развели бы с мужем, захоти она этого, раз сорок или пятьдесят. Но Берта чувствовала себя на престоле вполне удобно. К тому же она была добродетельна. И тогда Генрих решил ее сподвигнуть на эту самую измену. Он сговорился с неким придворным, который вдруг начал изображать неземную страсть, которую у него якобы вызывает императрица.
Берта наблюдала за этим не без иронии: во-первых, потому, что не верила в неземную страсть, во-вторых, она ожидала от своего супруга любой гадости и подозревала, что дело тут нечисто. Какое-то время лживые ухаживания продолжались, потом Берте надоела эта игра, и она решила положить этому конец. Императрица сказала своему обожателю, что нынче же ночью впустит его в свою опочивальню. Обожатель мгновенно сообщил об этом Генриху, и тот явился в назначенный час, готовый уличить изменницу. Он собирался убить ее на месте преступления – так, на всякий случай, чтобы уж наверняка избавиться от жены.
На условный стук поклонника императрица отворила дверь. Но тут Генрих, опасавшийся, что не увидит того, что его больше всего интересовало, под покровом темноты ужом скользнул в покои жены. Берта его мгновенно узнала – и немедленно захлопнула дверь перед носом обожателя. Тот остался в коридоре ни с чем. А Берта схватила первое попавшееся, какую-то скамеечку, на которую обычно ставила ноги, – и принялась охаживать пришельца. Призванные на помощь служанки похватали поленья, приготовленные для растопки камина, и присоединились к ней.
– Подлец и негодяй! – кричала Берта что было мочи. – Ты задумал обмануть своего императора! Ты прокрался к его жене с низкими, гнусными намерениями! Погоди, я немедленно расскажу обо всем супругу!
Генрих, который все это время был занят в основном тем, что загораживался от ударов, улучил мгновение крикнуть, что жаловаться не стоит, ибо он и есть супруг!
Берта сделала вид, что не верит ему, и призвала служанок удвоить силу ударов.
Королева не щадила ни его головы, ни остального тела, била его куда попало! Уполз император, что называется, чуть жив, долго отлеживался, оправдываясь тем, что упал с коня, а Берта с превеликим удовольствием выражала ему свое сочувствие.
Надо сказать, что после этого Генрих оставил жену в покое и смирился с ее присутствием. Но внимания ей никакого не оказывал – прежде всего потому, что всерьез занялся борьбой с Римом. В это время папой был Григорий VII. За непослушание он объявил Генриху анафему.
Императору пришлось откровенно туго. Он признал себя побежденным. Среди зимы Генрих явился в итальянский город Каноссу и, во власянице стоя на коленях у ворот замка, где находился папа, принялся молить о прощении. Папа был просто счастлив.
Этот замок принадлежал графине Матильде Каносской-Тосканской. Она принялась молить за Генриха: все же император на коленях, как-то неловко, право… Тогда папа снизошел до того, чтобы принять-таки поверженного противника, протянул ему ногу и позволил облобызать туфлю – и отпустил Генриху грехи.
Получив отпущение грехов, Генрих не только восстановил свою власть в Германии, но и вторгся в Италию, захватил Рим. Ненавистный Григорий VII к тому времени отправился в мир иной, и на его место был выбран Урбан II, но ему пришлось бежать и просить о помощи итальянских феодалов и норманнов, которые находились в это время в Южной Италии. Соединенные силы (к ним примкнула и Матильда Тосканская) выгнали Генриха из Италии, но в Германии власть его держалась крепко. Весьма утешало его и то, что опостылевшая Берта наконец умерла.
Именно в это время он и встретил прекрасную Евпраксию, до такой степени не похожую на всех женщин, виденных им прежде, что Генрих пожелал как можно скорее обвенчаться с ней, объявить ее императрицей и даже приказать молиться за нее во всех церквах.
Но честолюбие и даже непослушание Риму в глазах его невесты еще не были таким уж страшным грехом. Об этом знали все. Гораздо страшнее было то, что Генрих пытался скрыть…
