— Кого вы хотите поймать, птицы? Рыбу или Человека?
Кого вам не хватает для счастья? Ладно, берите рыбу себе, но человека я не
отдам вам, птицы. В нем не проснулся еще Человек, Он еще дремлет! Он
просыпается! Не спешите забрать на небо того, кто не научился еще ходить по
земле!
А я дивился этому разговору и радовался, как ребенок.
Выйдя на берег, мы замерли, ощущая внутреннее тепло наших
тел, пробивающееся к раскрасневшейся коже. Было так хорошо, так радостно, так
манил этот мир! И я пожалел, что проспал восход солнца.
— А старик еще спит? — спросил я.
— Этой ночью он умер, — ответил мне Заратустра,
ответил спокойно и легко, словно говорил о каком-то милом, невинном и даже
заурядном событии.
— Как?! - мгновенно мне стало холодно.
— Радостно, — тем же размеренным тоном
ответствовал Заратустра. — Давно он не был так счастлив!
— Счастлив?! Чем?
— Нами, — протянул Заратустра.
Тихая улыбка сияла на его лице. Он посмотрел на меня и
произнес:
— Не пугайся. Тысячу лет хранил он в сердце своем
скрижали истины, но никто так и не пришел, чтобы прочесть их. Этой ночью
скрижали рассыпались, и он освободился. Теперь он свободен, и он ушел.
— Куда? В смерть?!
— Смерть — вымысел. Это иллюзия, она придумана
человеком для обозначения неизвестного. Мы знаем только то, что человек
умирает, но мы не знаем смерти, никто не видел ее и никогда не увидит.
Нас всегда интересует то, что будет «после»: после обеда,
после второго пришествия, после смерти. Мы думаем, что после смерти будет
смерть, но ведь не обед следует за обедом, а после второго пришествия будет
третье, а не второе.
Человек был также мертв до рождения, как он мертв после
смерти. Человек приходит ниоткуда, и уходит он в никуда. Сегодня праздник, ибо
смерть — это праздник, праздник второго рождения.
Почему мы радуемся рождению, но не радуемся смерти? Только
страх омрачает наш праздник. Страх неизвестности — это животный страх.
Человеческое тоже страшится неизвестности, но Человек радуется своему незнанию,
ибо оно делает его свободным.
— Но как можно радоваться его смерти? Умом я понимаю…
Но я не могу радоваться смерти. Мне жалко старика.
— Не о себе ли ты жалеешь? Тебе страшно?
Подумай. — Наверное, ты прав.
— Так признай это, эгоист должен быть честным, —
Зар беззаботно смеялся. — Если тебе жалко себя, жалей. Кто может тебе
запретить? Но не оскорбляй память о старике своей скорбью, ведь он тот, кто был
в твоей жизни, кто хотя бы отчасти сделал тебя тобой. Благодарность испытывает
Человек к человеку, с которым встречается на пути, ибо встреча эта и есть Его
путь.
— Зар, но почему никто не прочел его скрижалей?
— Он ценил их больше читателей. Ты тоже старик — в тебе
нет ощущения эгоиста, ощущения самого Себя. Старик любил себя, но не ощущал. Он
страдал эгофилией, но не знал честности эгоизма. Он ждал, что придет кто-нибудь
и полюбит его так же, как он любил себя сам. Но кто полюбит тебя, если тебя просто
нет? Он ждал, но никто так и не пришел, ибо нельзя прийти к пустоте.
Учитель не может оставить учеников по своей линии. Кичиться
знанием своим — значит, любить свое знание, не видя Себя самого. Это
обесценивает твое знание.
Знание имеет смысл только в руках эгоиста. Человек должен
ощущать самого Себя, это сделает его знание весомым. Только так можно открыть
путь к Другому.
Никогда не меняй знание на человека. Знание без человека что
огонь без хвороста. Кто ощутит тебя Самого, тот ощутит и твое знание. Но кто не
ощущает самого Себя, никогда не поймет и знания Другого.
Возложи свое знание на общий алтарь и иди радоваться вместе
с Другими. Танцуй с Ними, освободившись от своего знания. Твое знание — завеса
над жизнью, если ты не в силах расстаться с ним ради Другого. Но знай, что,
расставшись со знанием, ты обретешь большее. Ты обретешь Других, которые
обретут твое знание. Так ты обретешь самого Себя.
Никто не заботится о Другом так, как делает это эгоист. Ты
заботишься обо мне? — спросил Заратустра и засмеялся, а я смутился.
— А ты?
— «А ты? А ты?» Ату его, ату! — прокричал
Заратустра и, вскочив на велосипед, помчался к дому.
Секунду я стоял в замешательстве, расхохотался и побежал за
ним следом.
X
— Скорее, скорее! — кричал Заратустра. — Мы
должны успеть! Скорее!
Вскочив на велосипеды, мы стремительно помчались сквозь лес.
Я видел перед собой его изогнутую дугой спину, видел, как развевались на ветру
его черные волосы, убранные в пучок.
Он смеялся, кричал, он разговаривал с лесом и его
обитателями. Целый кортеж рыжих, пушистых белок и крылатый многоголосый эскорт
щебечущих птиц сопровождали наше движение. Лоси, увенчанные покатистыми рогами,
бурые медведи, потягивающиеся, словно от пробуждения, волки и лисы, забавные
зайцы, фыркающие ежи и прочая лесная живность — все выходили навстречу
Заратустре и провожали его благодарным взглядом.
— Милые друзья мои! Я покидаю вас! Я нашел Человека, я
пойду с ним! Нам нужно успеть увидеть конец, чтобы начать жить! Много в
человеке страха, но он дорог мне, потому я покидаю вас, мои лесные друзья!
Я смущался, полагая, что речь идет обо мне. Но все это было
настолько странно, настолько фантастично, что страх мой не в силах был даже
заявить о себе. Теперь мне было все равно, куда идти, зачем, когда… Мне было
все равно, потому что, вопреки заверениям Заратустры, я, как мне казалось, уже
ничего не боялся.
Мы ехали около часа и оказались на огромной возвышенности, с
которой открывался раскинувшийся как на ладони город. Солнце светило в зените.
Заратустра спешился.
— Мы успели! Смотри! — и он указал мне на небо.
Я взглянул на солнце, и оно на мгновение ослепило чудака, не
жалеющего своих глаз. Темное пятно, возникшее перед глазами, показалось мне
поначалу результатом этой неразумной выходки. Но уже через секунду я понял, что
ошибся.
Происходило что-то ужасное…
Огромная тень полукругом стала медленно закрывать собой
солнце. Затмение!
Завороженный, в каком-то животном ужасе, я смотрел на это
загадочное небесное явление. А тень неумолимо и властно надвигалась тем временем
на солнечный диск, и уже через каких-то пару минут стало смеркаться.
Ночь наступала раньше положенного срока. Город скрылся во
тьме, на небе жадно блистали непривычно знакомые звезды, а прямо перед моими
глазами, словно на гигантском блюде, зияло своей пугающей пустотой черное пятно
в окружении пылающего нимба.
— Нет солнца, Андрей, если нет ощущения солнца. Тень
знания закрывает человека. Ты хочешь быть мудрым, как змея, и гордиться
мудростью своей, словно орел, парящий в бескрайнем небе? Зачем тебе это, если
ты сокрыл в себе Человека? Жив ли ты еще, друг мой? Жив?! А если жив, то кричи!
Кричи и зови себя к самому Себе! Кричи!!!
