— Мне больше делать нечего, как куда-то звонить, — разозлилась дама. — Хорошо, спрашивайте, чего вы хотели. Эндерс был моим лучшим работником, пока не загремел на небеса.
Не сказать, что она сильно скорбела по усопшему. Хотя, возможно, все, что было перед глазами, являлось маской. Камуфляжным костюмом. А под костюмом пряталась обыкновенная женщина.
— Ни одного материала, с тех пор как он умер, от него не поступало, — добавила Снежинская.
— Как вы думаете, что могло случиться с Алексеем Михайловичем?
— А вы не знаете? Его застрелили. В лифте. Ничего оригинального. Самое опасное место, как выясняется, в нашей стране — это лифт…
— Об этом я знаю. И ваше издание, конечно же, сразу разразилось статьей с подробностями описания убийства, возможных мотивов, заказчиков преступления…
— Надо издание сразу же разразилось некрологом, — отрезала Снежинская, — в котором говорилось, как скорбит коллектив еженедельника по преждевременной утрате, перечислялись заслуги покойного, и ставился риторический вопрос, почему первыми уходят лучшие. Никаких пикантных подробностей и смакований не было. Вы, очевидно, спутали наше издание с каким-то другим.
— Да, возможно, я спутал, — покладисто согласился Турецкий. — Что вы можете сказать об Эндерсе? — Снежинская нетерпеливо посмотрела на часы. Только человек с большим опытом работы в правоохранительных органах мог бы обнаружить в этом жесте фальшь — тщательно скрываемую обеспокоенность. У Турецкого был не самый малый опыт работы: — Вопрос второй, Элеонора Юрьевна. Что вы сами думаете о случившемся? У кого была причина избавиться от Эндерса?
— У меня ее точно не было, — проворчала дама, и на несколько мгновений ее взор затянула пелена грусти и воспоминаний. Но она быстро опомнилась, вернула себе облик железной леди и добавила. — А у коллектива нашей редакции ее, тем более, не было. Эндерс никому дорогу не заступал, коллег не подсиживал, горячий материал из пищевода не выхватывал. Он все делал сам, сам находил материал, сам лез в гущу сражений, получая синяки и шишки, зачастую в буквальном смысле. Ради бога, детектив, — начальница сделала широкий жест, — можете заново опросить коллектив. Во-первых, наши работники… хоть и непроходимые обормоты, лентяи, вруны и тупицы, но, все же, они порядочные люди, гм… — ей самой сделалось смешно, но она не засмеялась. Если собираетесь этим заняться, детектив, то постарайтесь не отрывать их от работы. И не рассчитывайте на отдельный кабинет.
— Я подумаю, Элеонора Юрьевна. Скажите, а не мог Алексей Михайлович в последнее время заниматься чем-то таким… ну, в общем, что стало причиной этой досадной неприятности?
— Да что вы, это нонсенс, — ее решительное возражение не показалось сыщику наигранным. — Что могло стать причиной этой, как вы выразились, досадной неприятности? Интервью с хулиганом российской эстрады Димой Кальяном, который во время интервью был безобразно пьян, и Алексей, дабы оказаться с интервьюируемым в одной волне, был не лучше? Получился вполне приемлемый материал. Или наше «голубое» недоразумение Алик Цымбал — так называемый стилист высшего разряда — которого Эндерс в ресторане оттаскал за патлы, награждая неблагозвучными эпитетами? Некрасиво, конечно, но подобными историями выложен жизненный путь Алексея, и никому не приходило в голову стрелять ему за такие шалости… в голову. Алик Цымбал намеревался подать на Алексея в суд, как принято в цивилизованном мире, и, возможно, подал бы… Или взять, к примеру, его предпоследнее задание — Алексей, при поддержке работников правоохранительных органов, занимался изучением бомжей… Ну, знаете, как натуралисты занимаются изучением, скажем, бабочек. Точно так же Алексей изучал лиц без определенного места жительства. Надевал соответствующую одежду, прятал в нее кастет, газовый пистолет, покупал водку, закуску, шлялся по злачным местам — теплотрассам, заброшенным домам, незавершенным стройкам, знакомился с интересными людьми, вел душевные беседы… Вникал, иначе говоря, в суть явления. Или последнее задание — знакомство с элитными клубами Москвы, куда заказан вход гражданам с улицы…
— А тема, между прочим, достойная, — насторожился Турецкий.
— Тема, между прочим, новая, — акцентировала последнее слово Снежинская. — Ни одного материала по этой теме Эндерс еще не предоставил, он даже не приступал, насколько знаю, к работе, подчищал старые хвосты, а если бы и выходили материалы, мы бы публиковали их под псевдонимами.
— Насколько знаю, он вел… м-м, не самый пуританский образ жизни?
Вопреки ожиданиям, Снежинская не взбунтовалась. Она расхохоталась, но таким смехом, что впору мурашкам побежать по коже.
— Вот вы куда загнули… — она заговорила нормальным голосом. — Да, Алексей Михайлович, если можно так выразиться, «передружил» со всеми девушками нашей организации. Никто не в обиде. Это спорт, что вы хотите. Алексей не давал им обещаний, вступающая с ним в интрижку несчастная твердо знала, что роман не продлится и недели. Да, он был большой охотник поволочиться за юбками. Моральная составляющая в его характере была слабовата, спору нет, но ведь это не преступление?
«В некоторых странах — преступление, — подумал Турецкий. — И даже тяжкое».
— У всех имеются недостатки, — пожала плечами женщина. — К счастью, недостаток, упомянутый вами, не мешал ему работать, а в особых случаях даже способствовал.
— Какие у вас с ним были отношения? — пришлось постараться, чтобы голос звучал без намека на некую посвященность.
— Вы на что-то намекаете? — насторожилась Снежинская.
— На что? — не понял Турецкий.
— Вам виднее.
— Ах, простите… — он сделал вид, что смутился. — Об этом я даже и не думал. Или стоило? — он посмотрел на нее прямо и открыто.
— Вам, определенно, неймется, — дама укоризненно покачала головой. — Детектив, я могла бы выставить вас из этого кабинета, а то ваши, знаете ли, вопросы… Хорошо, если вам угодно. Наши с Алексеем отношения никогда не выходили за рамки деловых. Не думаю, что я его интересовала. Да и меня, знаете, интересует несколько иной тип мужчин…
— Вам знакомы фамилии Пожарский и Кошкин?
— Кошкин? — дама задумалась, — Кошкин, Кошкин… Да, вы знаете, фамилия знакомая… Конечно, еще одна неприятная история, о ней писали в газетах. Молодой, но очень даровитый художник… Его ведь застрелили, верно? Вы про этого Кошкина?
— Про этого, — согласился Турецкий.
— И что? — не поняла Снежинская. — Мы знакомы по некрологу в газетах. С художником, насколько знаю, не было связано ничего скандального, поэтому для нашего издания он интереса не представлял. Как вы назвали второго?
— Пожарский.
— Хм, — дама усмехнулась. — С точки зрения банальной логики данного господина тоже нет в живых, я угадала?
— Вы схватываете на лету, Элеонора Юрьевна.
— Не знаю, — покачала головой Снежинская. — Кто он?
— Чиновник в Министерстве финансов.
