– Если я помогу тебе с твоими, ты поможешь мне с моими?
– Разумеется! – выпалил Брайан, но тут же нахмурился. – Какого рода помощь тебе требуется?
– Мне нужны ответы, получить которые я могу лишь в Лос-Анджелесе или Мексике, но покидать город мне запрещено. А тебе нет.
Брайан кивнул:
– Поехать в Лос-Анджелес? Прекрасный город, полный прекрасных людей. Поеду с радостью. – Потом с сомнением нахмурился. – Только в Мексике будет слегка… неловко.
Я вздохнул. Говорят, что каждый камень преткновения – это всего лишь очередная ступенька. Кто бы ни придумал это выражение, в ту секунду мне захотелось найти его и швырнуть в реку вместе с Октавио.
– Сделаем что сможем, – сказал я.
Брайан опять кивнул, повеселев:
– И даже больше.
Глава 11
В кузове у Брайана оказалось два плавучих якоря. К одному мы привязали Октавио, к другому его нового друга, а потом сбросили обоих в карьер. Они быстро пошли на дно, и вскоре вода перестала рябить и успокоилась. Я старался не видеть в этом действе метафоры на собственную жизнь. Получалось плохо. У меня перед глазами сломленный Декстер провалился в темную пропасть, и мутная вода сомкнулась у него над головой, точно его никогда и не было.
Всю обратную дорогу по ЮС-1 Брайан непринужденно болтал, а я односложно ему отвечал. На горизонте моего будущего не было ни лучика надежды. Либо меня выловят на улице и швырнут в тюрьму копы, либо, если повезет, покромсают на мелкие кусочки люди Рауля. Мои шансы остаться в живых были столь ничтожны, что я скорее отращу крылья или стану джинном. Мои печальные размышления в очередной раз привели меня к банальному вопросу: «Почему это случилось со мной?» Чувство собственной ничтожности не позволяло мне найти утешение в своих страданиях. Я стал самым обычным безвольным овощем, который вляпался в грязную историю. «Дилемма Декстера» превратилась в то жалкое явление, которое называют «человеческим состоянием». Я стал простым смертным! Мне не хотелось даже фальшиво над собой насмехаться, чтобы похвастаться своим актерским мастерством перед Брайаном.
Мы двинулись обратно к кафе, возле которого я оставил свою машину, и сделали холостой круг по дороге на случай, если там меня подстерегают копы. Но никого не было: ни полицейских автомобилей, ни подозрительных фургонов, ни хоровода вооруженных до зубов психопатов.
Объехав кафе, мы подъехали к стоянке сзади. Брайан остановил машину в тени раскидистой смоковницы и перевел ручник в режим парковки. Мгновение мы оба сидели молча. Я не знал, о чем думает Брайан, но сам в это время брел по тундре своих мыслей, пытаясь выбраться из дебрей отчаяния. Но выхода не было.
– Что ж, – наконец сказал Брайан.
– Да, – кивнул я. – Пора.
– Не грусти, братец. Улыбнись.
– Это еще зачем?
– Сбивает с толку.
Я вздохнул.
– Боюсь, сейчас это мне не под силу. – Я открыл дверь. – Когда найду новую гостиницу, дам тебе знать.
– По телефону? – уточнил Брайан с легкой тревогой в голосе. – После того случая с кредиткой мне как-то не по себе…
– Ты прав. – Я мысленно дал себе пинка. Мог бы и сам догадаться. – Давай встретимся в этом кафе на завтрак.
– Прекрасная мысль, – поддержал Брайан. – Я люблю свежие пончики.
– В восемь? – предложил я, и он кивнул. – Тогда решили.
Я выскочил из фургона, и машина снова ожила.
– Спокойной ночи, – бросил на прощание Брайан, когда я потянулся закрыть дверь.
Милая формальность, правда, ночь вряд ли будет спокойной. Я просто кивнул и двинулся к своей машине.
Я нашел маленький неприметный мотель к югу от Гулдс и к северу от Хомстеда. То была старая одноэтажная гостиница, явно построенная в пятидесятые для усталых путников, весь день колесящих по шоссе Дикси. Хозяевами мотеля оказались бабуля и дедуля, которым надо было уйти на пенсию еще в шестьдесят третьем. Казалось, их удивило и слегка расстроило, что кто-то нагрянул к ним во время вечернего ТВ-просмотра и просит комнату. Но когда я показал наличные, они, чуть поворчав, дали мне ключ и велели идти в левое крыло.
Дверь в мою комнату располагалась посреди коридора. Краска на ней облупилась, а одной цифры в номерном знаке не хватало. Зато внутри оказалось посимпатичнее. Комнатка была крошечная, точно моя камера в «СИИТГН», и пахла нафталином и плесенью. Зато можно было рассчитывать, что сюда не нагрянут копы. К тому же хозяева совсем не разбираются в компьютерах (они и с пультом-то едва управляются) – а значит, никакого информационного следа я за собой здесь не оставлю.
Я запер дверь, закрыл ее на ржавую цепочку и оглядел кровать. От покрывала сильнее всего разило нафталином; плоские подушки походили на пустые наволочки. Я опробовал матрас. Он был мягким, будто сделанный из зефира. Но я ужасно устал, а кровать есть кровать.
Я плюхнулся на нее, но, как выяснилось, зря: она была постарше хозяев дома, поэтому прогнулась так, что спина моя на мгновение коснулась пола. Потом матрас чуть выпрямился, но все тело уже болело. Кровать в прошлой гостинице была, мягко говоря, не ахти, но эта не шла с ней ни в какое сравнение; я даже заскучал по жесткому матрасу в «СИИТГН». Я вертелся, ворочался и наконец улегся так, что ничего не болело. Еще столько всего надо сделать, но все время что-нибудь отвлекает. Разве это сегодня утром я проснулся в своей камере? Казалось, с тех пор столько всего случилось, будто то было в другой жизни. Но так и есть: каких-то несколько часов назад я стоял под ярким солнцем и моргал, наслаждаясь новоприобретенной свободой.
Большую часть дня я волновался о том, как бы не угодить обратно за решетку, ведь нет ничего хуже! Однако встреча с Брайаном добавила пару других, гораздо более жутких вариантов.
Я все равно должен остаться на свободе. Не стоит думать об ордах диких, обезумевших от наркоты убийц – есть дела и поважнее: не попасть в тюрьму, а лучше – отправить туда Андерсона.
Итак, я решил действовать самостоятельно. Сначала нужно найти доказательство… что там я хотел доказать?… Я зевнул и потянулся всем телом. Доказать… Да. Нужно доказать, что Роберт – педофил, а Андерсон подделывает улики. Кажется, я собирался поговорить с Винсом и попросить его о помощи… Снова зевок. И рассказать ему что-то про Андерсона. Ну, что он плохой. Старый добрый Винс. Старый злой Андерсон.
Я снова собрался зевнуть, в этот раз еще сильнее. На секунду мне показалось, что третий зевок разорвет меня пополам. Я попытался сдержать его… Прошло секунд десять, а потом…
Когда я открыл глаза, солнечный свет пробивался сквозь побитые плесенью занавески. Неожиданно наступило утро – назойливо яркое и веселое, как назло. Очень сложно оставаться угрюмым, когда солнышко улыбается тебе с безоблачного неба, а горлица поет свою песню. Я пытался; неподвижно лежал на кровати, решая, стоит ли вообще вставать. Казалось, коснись я ногами пола, нечто ужасное выскочит из шкафа и повалит меня на пол. Пол выглядел не слишком симпатично: желтый облезлый линолеум, который, судя по всему, положили еще в честь инаугурации Эйзенхауэра.
