– Верно. Совершенно верно! Иногда я спрашивал себя, уж не слишком ли балую его и не предоставляю ли ему чересчур большую свободу. Понимаете, после смерти его бедного отца мой дом стал для племянника родным – точнее, с тех самых пор, как он достаточно повзрослел для того, чтобы оценить наличие дома в городе, где он мог всегда рассчитывать на теплый прием. Откровенно говоря, я обращался с ним как с собственным сыном, но взаимной симпатии так и не добился. Я очень надеюсь, что не стал невольным орудием, которое и ввело его в искушение!
На лице Карлайона отобразилось легкое удивление.
– Что вы имеете в виду, сэр? – спросил он.
– Да ничего особенного, право! Просто в таких учреждениях, как мое… ну, вы меня понимаете… мое положение личного адъютанта регента… этим все сказано! Я незнаком с доброй половиной людей, которые бывают в моем доме, так что откуда мне было знать, с кем Евстасий мог встречаться? На молодых людей не всегда можно положиться в том, что они сумеют держать себя в рамках приличий, и, увы, в нем присутствовала слабость – следует признать это со всей определенностью! – которая и могла увлечь его в дурную компанию.
Бедлингтон еще некоторое время разглагольствовал в том же духе, но, поскольку Карлайон выказал в ответ лишь вежливое равнодушие, то в конце концов оставил эту тему, погрузившись в меланхолическое молчание. Впрочем, вскоре он вышел из задумчивости, осведомившись насчет приготовлений к похоронам, и пожелал, чтобы Карлайон отложил их, дабы он смог принять участие в траурной церемонии, а затем едва ли не со слезами на глазах принялся умолять его не пренебрегать ни малейшими пышными почестями. Узнав о том, что кортеж выступит в последний путь из церкви, где в данный момент находилось тело Евстасия, а не из поместья Хайнунз, Бедлингтон был явно шокирован и заявил, что полагает это неприличным. Он выразил желание ознакомиться с тем, как выглядят пригласительные билеты, которые Карлайон, в чем он не сомневается, уже разослал, и сколько экипажей зарезервировано, не говоря уже о наемных участниках похоронной процессии вкупе с плюмажами. Унялся он лишь после того, как Карлайон напомнил ему, что, поскольку Евстасий в глазах соседей заработал отвратительную репутацию, да еще и встретил свой конец в пьяной ссоре, что лишь еще сильнее уронило его в их глазах, то, чем скромнее будет его погребальный обряд, тем лучше для всех заинтересованных сторон.
– Я непременно приеду на похороны! – провозгласил Бедлингтон. – Я намерен остановиться на ночь у этого бедного создания в Хайнунз. Смею полагать, она обрадуется совету пожилого опытного человека; не знаю, правда, что с ней станется, поскольку вряд ли можно ожидать, будто Евстасий оставил ее в финансовом благополучии. Этот безумный старый особняк разваливается буквально на глазах, насколько я мог заметить! Понадобится целое состояние, чтобы привести его в порядок, а она осталась совсем одна, обремененная расходами на его содержание, не имея никого, кто мог бы поддержать или наставить ее!
– Миссис Шевиот живет там не одна: у нее есть пожилая респектабельная компаньонка.
– Да-да, бедная маленькая старушка! Не знаю, каковы ваши намерения, Карлайон, однако я бы советовал продать поместье, если найдется тот, кто согласится приобрести столь ветхий и старомодный особняк!
– Вне всякого сомнения, именно так миссис Шевиот и поступит, но до тех пор, пока завещание не будет официально утверждено, строить какие-либо планы на сей счет преждевременно.
– Разумеется: это вполне понятно! Однако она не может быть в восторге оттого, что ее обременили подобным имуществом, как и расходами по выплате жалованья четверым или даже пятерым слугам, насколько я понимаю. Поэтому считаю, что должен сделать для нее все возможное – в конце концов, она вдова бедного Евстасия, попавшая в столь стесненные жизненные обстоятельства, поскольку отец своей смертью бросил на нее несомненную тень! Честное слово, я намерен пригласить ее переехать ко мне в Лондон, где она сможет оставаться на Брук-стрит, пока не решит, что делать дальше! И тогда можно будет рассчитать слуг, а дом закрыть. Что вы на это скажете?
– На мой взгляд, неразумно оставлять особняк без присмотра, сэр, – вот единственный ответ, который дал ему Карлайон.
Вскоре Бедлингтон отправился к себе в спальню, и Карлайон смог наконец присоединиться к Джону, которого застал у камина зевающим во весь рот.
– Привет! – встретил его младший брат. – Он еще не утомил тебя до смерти? Ты должен был взять меня с собой за компанию!
– Нет, ты слишком уж строг с ним: глядя на твою хмурую физиономию, он чувствовал бы себя стесненно. Мне и самому было не по себе.
– Тебе?! – расхохотался Джон. – Итак, он сказал что-нибудь по делу?
– По-моему, его что-то гнетет и он не находит себе места от беспокойства. Он намекнул, что невольно вовлек Евстасия в искушение, и, похоже, опасается, что вот-вот станет известна куда более опасная авантюра.
– Ввел его в искушение! Каким же это образом, хотел бы я знать?
– Очевидно, Бедлингтон полагает, что его дом стал прибежищем для дурной компании. Он уверял, будто не знает добрую половину людей, которые там бывают, и объясняет это тем, что является личным адъютантом его высочества принца-регента, – ответил Карлайон, по губам которого скользнула легкая улыбка.
– Восхитительный намек на Принни! И поистине откровенный, богом клянусь!
– Я иду спать, – сказал Карлайон. – Вечер, проведенный в обществе Бедлингтона, – штука крайне утомительная. Бедная миссис Шевиот! Он уныл и скучен до безумия!
– Ага, значит, он по-прежнему намерен осуществить свою угрозу и навязать ей свое присутствие, не так ли?
– Да, и он даже собрался пригласить ее вернуться на Брук-стрит вместе с ним, а Хайнунз предложил запереть и заколотить, слуг же рассчитать.
– Ха! Чтобы мы имели возможность обыскать весь дом без помехи! – ухмыльнулся Джон. – Чрезвычайно ему признателен! – Он вышел вместе с братом в холл и взял со стола свечу, приготовленную для спальни. – На какой день ты назначил похороны? Мой приезд необходим?
– Решай сам. Мне лично придется присутствовать обязательно. Дата перенесена на два дня позже, у Бедлингтона обнаружились дела, которые задержат его в городе.
– Черт бы побрал этого старого проныру! – проворчал Джон. – Ты, наверное, ждешь не дождешься, когда вся эта история закончится и Евстасий найдет вечный покой на кладбище!
– Еще бы. Я действительно буду рад этому, но пока не представляю, как этого добиться.
Джон взял брата под руку и, крепко сжав его локоть, заметил:
– Да, чертовски неприятное дело. Что же до того, как разделаться с этой историей, я не удивляюсь, что ты пребываешь в некоторой растерянности! А тут еще и вдова свалилась на твою голову! А ведь я тебя предупреждал! Так тебе и надо, приятель!
– Ерунда! – отмахнулся Карлайон.
Утром лорд Бедлингтон предстал перед ними уже готовым к отъезду. Коварное предложение Джона о том, что он наверняка захочет присутствовать на дознании, которое должно было состояться в буфетной гостиницы в Уисборо-Грин, заставило Бедлингтона вздрогнуть. Очевидно, его душевное спокойствие подверглось испытанию, когда он с ужасом осознал, что дознание будет касаться одного из членов его семьи, а сам он явился в Сассекс в неподобающем одеянии. Чувство мучительного беспокойства, требовавшее от него немедленно облачиться в траур, и связанные с этим опасения, будто Шульц, портной его светлости, попросту не успеет вовремя удовлетворить его потребности, стали основными темами для разговора за завтраком, и они же, несомненно, ускорили отъезд Бедлингтона. К десяти часам его карета, покачиваясь на рессорах, уже удалялась по подъездной аллее, и Карлайон распорядился подать к крыльцу собственный экипаж.
