— Но ведь у тебя так много друзей-приятелей. Не может ли быть так, что тебе просто нравится мое общество, или я просто тебя забавляю. — Диана нагнула голову так, чтобы взглянуть ему прямо в лицо. — Неужели ты женишься ради дружбы, какой бы приятной она ни была?
— Если между людьми нет дружбы, то вряд ли их отношения когда-нибудь перерастут в любовь. С другой стороны, одной дружбы для брака мало. А мне особенно.
Генри ласково обнял ее лицо руками и посмотрел ей прямо в глаза. Он мог бы вот так глядеть и глядеть на нее часами, любоваться всеми оттенками этих удивительных глаз, карих и одновременно зеленоватых, их переливами, в которых отражались все изменения ее настроения. Но сейчас ему хотелось одного — увидеть в ее глазах любовь. Он надеялся, что его искренность и горячность пробудят ее.
— Послушай меня, Диана, и поверь каждому моему слову. Я хочу жениться на тебе, не потому что схожу с ума от желания. И не потому что мне будет и через полвека нравиться общаться с тобой за утренним чаем. Я хочу жениться на вас, моя дорогая мисс Мерриуэзер, потому что я люблю вас.
Лицо Дианы засияло от выражения неподдельной радости, ее чудесные глаза лучились от счастья.
— Я люблю тебя, — повторил он. — А ты ничего не хочешь мне сказать?
В гостиной стало так тихо, что можно было расслышать стук собственного сердца.
— Ты боялась, что я разобью тебе сердце. Неужели ты теперь намерена разбить мое?
Диана лукаво посмотрела на него:
— А кто клялся, что ему нисколько не грозит такая опасность?
— Когда это я сморозил такую глупость?
— Как когда? Тогда, когда мы с тобой договаривались обо всем, неужели забыл? Перед тем как прийти к нашему соглашению, мы дали обещание — не влюбляться друг в друга.
Генри задумался:
— Нет, моя радость. Ты сказала, что не станешь влюбляться, а я в ответ обещал, что ты всегда будешь со мной в безопасности. Я не властен изменить мое прошлое, зато я могу повлиять на свое, нет, на наше будущее. Обещаю тебе — в здоровье и немощи любить и лелеять тебя. Отныне у меня нет человека дороже тебя.
Слезы заструились по щекам Дианы, и сердце Генри сжалось от боли. Видимо, ее взволновали его обещания, очень напоминавшие брачную клятву, но он был готов повторить их где и когда угодно и прежде всего во время брачной церемонии. Но где бы он их ни произносил — в гостиной сестры или перед алтарем в церкви, — их святость и нерушимость для Генри были бесспорны и несомненны.
— Ди, почему ты плачешь? Скажи мне.
Ее губы задрожали, а лицо исказила страдальческая гримаса. Боже, ее страдания убивали его.
— Скажи мне, и тебе сразу станет легче. — Генри ласково обнял ее, но рыдания уже сотрясали грудь Дианы. Оставалось только одно: ждать, пока она не выплачется. Он ждал, нежно поглаживая ее по спине.
— Диана, ну, перестань. Откуда столько слез, прямо маленькое наводнение. — Он пытался, как умел, утешить ее.
— Потому… потому что я люблю тебя, — сквозь слезы и всхлипывания призналась она.
Ее слова почти утонули в ее рыданиях, они едва доносились до него, но Генри их услышал.
— Слава богу, — пробормотал он, еще крепче обнимая ее. Страсть с новой силой забушевала внутри его, и Генри с трудом сдерживал себя. Ее признание в корне меняло все. Теперь она была его женщиной, никто не мог отнять ее у него, он ни за что не позволил бы. Он осыпал ее поцелуями, осушая слезы.
От его ласк у нее растрепалась прическа, но Диана не сопротивлялась, напротив, она тянулась к нему губами, всем своим существом. Видя это, Генри не мог не радоваться. Ему не требовалось пассивное подчинение, он нуждался точно в такой же ответной страсти, какая бушевала у него в груди. Боже, какой трогательный и вместе с тем забавный был у нее вид: покрасневшие глаза и нос, влажные от слез щеки, спутанные волосы и трогательно упрямый подбородок. Диана выглядела нелепо, смешно и глупо, но эта смешная и глупая женщина была его женщиной.
Он с нежностью поцеловал кончик ее носа:
— Если бы ты только знала, какая ты красивая.
В ее взгляде было столько доверчивости и признательности, что сердце Генри сжалось от любви и жалости.
— Ты слышишь меня?
Диана смущенно улыбнулась:
— Это только благодаря тебе. Только рядом с тобой я чувствую себя красивой.
Ее пальцы скользнули по его лбу, волосам.
— Генри, — страстно выдохнула она, предлагая свои полуоткрытые губы для поцелуя.
Его не надо было просить. Он поспешно повиновался ее безмолвной мольбе. Поцелуй получился долгим, страстным, возбуждающим. В эти мгновения, казалось, все чувственное восприятие мира сосредоточилось в их губах, слившихся воедино.
Диана оказалась достойной ученицей. В их слиянии нельзя было определить, кто играл ведущую партию, а кто подчиненную. Их чувства были равнозначными. Она прижималась к нему губами так, как будто хотела избавиться от какого-то наваждения. Ради ее спасения он был готов на все.
Они целовались так, как целуются изголодавшиеся друг по другу любовники. Но ими владела не только любовь. Отчаяние, страх, облегчение. Слишком многое таилось в этом поцелуем. Слишком многое он сулил. Они были такие разные и вместе с тем удивительно подходили друг другу. Казалось, еще немного, и Генри, чья голова кружилась от возбуждения, был голов овладеть Дианой прямо в гостиной его сестры…
Кое-как справившись со своим чувствами, Генри прервал поцелуй. Его грудь так вздымалась от тяжелого дыхания, словно он провел несколько раундов на боксерском ринге в клубе Джексона. Но страсть еще не остыла в нем. Перед его мысленным взором замелькали восхитительные видения: ее прелестная обнаженная грудь, сладострастно извивающаяся под ним Диана, а потом она же целиком отдавшаяся пороку верхом на нем, плотно обхватившая его бедра своими длинными ногами. Нет, пора было брать себя в руки. Еще миг, и станет поздно…
Застонав, Генри выпрямился и оторвался от Дианы. Взяв ее ладонь, он поцеловал ее:
— Как я уже говорил, со мной ты в полной безопасности. Но пора довести дело до конца, не так ли?
По лицу Дианы было видно: все происходящее доставляет ей одно лишь удовольствие, и она настолько забылась от счастья, что готова на все. Но Генри имел в виду другое.
— Итак, как ты считаешь, надо ли мне встать на колени и, как полагается в таких случаях, сделать тебе предложение?
Диана до этого такая счастливая, страстная и податливая, вдруг опять насторожилась, тревога проглядывала в ее глазах.
— Я люблю тебя, Ди, более того, теперь, когда мне известно, что и ты любишь меня, я не отпущу тебя. Не могу обещать, что наша семейная жизнь будет протекать без единого облачка. Наверное, ты еще не заметила, что мы с тобой два упрямых глупца.
Ее губы смешливо дернулись. Несомненно, такая улыбка заслуживала поцелуя.
