— Я размышляла над этим вопросом и пришла к выводу, что у нас все иначе, и я могу себе позволить такие отношения. Я не работаю на тебя, наоборот, это я должна была тебе платить за твои услуги юриста. Хотя, признаюсь, пока мы не аннулировали договор, я испытывала определенное смущение. Но уж так получилось. — Надежда улыбнулась. — Нельзя уж слишком скрупулезно следовать собственным принципам, в любом вопросе должна быть некоторая свобода.
— Тогда давай, наконец, выпьем за нас.
Они выпили.
— Какое прекрасное вино, — оценила Надежда. — Его надо смаковать, пить по капельке.
— Так и надо делать, — согласился Смуров. — Я думаю, жизнь вообще надо смаковать по капельке, как это вино, а не пить большими глотками. Тогда не ощущаешь по-настоящему вкуса. Все быстро пролетает мимо.
Шестакова внимательно взглянула на него.
— Ответь, только честно, Дима, у тебя все в порядке?
— Почему ты думаешь, что у меня что-то произошло?
— Так порой мне кажется. Я тебя видела разным. А сегодня в тебе есть что-то такое…
— Что?
— Не знаю. Какое-то смещение.
— Просто задумался над тем, как дальше жить?
— Такие мысли случайно не приходят. Для них всегда есть причины.
— Ну, возраст не юношеский, — ответил Смуров, не очень довольный ее проницательностью. — Невольно думаешь, что дальше?
— Мне казалось, что такие мысли у тебя не возникают.
— Почему? — удивился Смуров.
— Ты очень погружен в текущие дела. Тебе некогда думать о будущем.
— Так не бывает.
— Бывает, — не согласилась Надежда.
Смуров мысленно отметил, что, пожалуй, тут она права, не случись эта история с Трефиловым, он бы с превеликим удовольствием ни о каком будущем не размышлял. Удивительно, но оно ему сейчас не интересно, ему интересно только настоящее.
— Может, ты и права, — неохотно признал он. — Но что-то вдруг прорвало.
— Не желаешь говорить сейчас, скажешь потом. Наелся?
— Еще как! Все было невероятно вкусно. Для деловой женщины ты очень хорошо готовишь.
— Ты забыл, у меня было два мужа и двое детей. Я просто не могла не научиться готовить.
Они всегда страстно и долго занимались сексом, но в этот раз превзошли собственные рекорды. Они растворились друг в друге, забыл о существовании остального мира. Неужели так может быть в жизни хорошо, думал Смуров, покрывая тело Нади бесчисленными поцелуями.
38
Смуров ехал к Трефилову почти с таким же настроением, как идет заключенный на казнь. Обычно он ненавидел пробки, но сейчас, попав в очередной затор, радовался, что эта встреча пусть не намного, но откладывается. И все же по старой своей привычки он прибыл вовремя. Его встретил знакомый помощник олигарха, как обычно он был сдержанно вежлив. Но Смурову показалось, что на этот раз он проявил все же большую сдержанность. И это Смуров посчитал плохим знаком.
Обычно Трефилов встречал его у порога, широко, но как считал Смуров, не искреннее улыбался, долго тряс руку. На этот раз сценарий был изменен, Трефилов не то, что не пошел навстречу гостю, но даже не привстал из-за стола при виде его. Лишь ответил на приветствие, да одарил вошедшего далеко не самым дружественным взглядом.
Смуров понял: предстоит тяжелый разговор с неясным исходом. Следует быть готовым к любому варианту. Ему было немало известно об этом человеке; после того, как стал вести его дело, внимательно изучал всю информацию о нем. И теперь точно знал, что Трефилов жестокий, безжалостный человек, хотя любит одевать на себя тогу добродушного, веселого и свойского парня.
— Садитесь, Дмитрий Борисович. — Трефилов встал изо стола, подошел к Смурову, нависая над ним всей глыбой своего тела. — Как себя чувствуете, дружище?
— Спасибо, хорошо.
— А я вот что-то не очень хорошо. И знаете, кто в этом виноват?
Смуров предчувствовал, что последует дальше, и молчал.
— Вы виноваты в этом.
— Я? — Смуров слышал, как неискренне звучит его голос.
— Я вам полностью доверял. А как вы воспользовались моим доверием?
— Я стараюсь…
— Брось, вешать мне на уши лапшу, — грубо прервал Смурова Трефилов. — Я не прощаю никому, кто водит меня за нос. Тебе это понятно, господин адвокатик?
— Как вы со мной разговариваете, Александр Викторович, — попытался возмутиться Смуров.
— Так тебе не нравится, как я с тобой разговариваю? — деланно удивился Трефилов. — А что тебе не нравится еще? Говори все сразу, терпеть не могу, когда тянут кошку за хвост.
— Мне не нравится ваш тон.
— А мне не нравится, как ты ведешь мое дело. Я обратился в вашу вонючую контору, потому что мне рекомендовали ее, как вполне пристойную. Не ты ли мне обещал, что все будет у нас хорошо.
— Дело еще не завершено. И я не понимаю, в чем ваши претензии.
— Не понимаешь? Сейчас объясню. А ну скажи, какой черт понес тебя в Саянск?
— Я хотел лучше ознакомиться с делом.
— Чтобы лучше ознакомиться с делом, тебе было достаточно внимательно проштудировать все те бумаги, что я тебе тут торжественно вручил. Вместо этого ты зачем-то поперлся, куда тебя никто не просил ехать.
Смуров собрал всю свою смелость.
— События вырисовываются совсем в другом ключе, нежели вы мне сообщили.
— Думаешь, мне неизвестен рисунок событий, — зловеще усмехнулся Трефилов. — Я тебе такие денжища плачу вовсе не за тем, чтобы ты откапывал правду, а чтобы защищал мои интересы. Мне нужен этот комбинат, за последний год цена на алюминий на мировом рынке выросла на 20 %. И будет продолжать расти, так считают аналитики в мире. И этот придурку Чепаковича ни к чему такие доходы. Он все равно не знает, что сними делать. Я их хочу получать. Для того тебя и нанял. Я полагал, ты это понимал с самого начала. Вместо этого ты стал трахаться с этой дурой, как там ее… — Трефилов наморщил лоб. — Шиповой, адвокатишком Чепаковича. И провалил предварительное слушание.
Ему известно все, похолодел Смуров. Откуда? Впрочем, имея такие деньги, у нас можно узнать все. Нельзя исключить, что информацию ему даже могла слить сама судья. Продажность там зашкаливает.
Неожиданно Трефилов вполне дружески положил свою тяжелую руку на плечо адвоката.
— Как мужчина, я тебя понимаю дружище, — ухмыльнулся Трефилов. — Видел ее на фото, ничего деваха. Правда, сиськи маловаты, но тут у каждого свой вкус. По мне, так побольше, чтобы было бы что поддержать. Но вообще как она в постели?
— Вам не кажется, что этот вопрос не имеет отношение к делу, — пересохшими губами произнес Смуров.
