Кто знает, насколько сильным было землетрясение? Его вполне могли засечь датчики, установленные в зоне высадки. И если Брянцев понял, что мы угодили в зону толчков, то должен был связаться с нами и удостовериться, что все в порядке. Кто знает, возможно, уже сейчас он мрачнеет лицом, получая однообразные ответы кольцевика, и перенацеливает на мой уступ дроны и разведспутники…
Хватит себя убеждать, Димер. Мониторингом сейсмических колебаний занимался именно Алекслав. Если толчок в зоне посадки был слабым, то информацию о нем просто сбросят на его айдим в дежурном режиме. То есть к утру, потому что вечерний отчет уже отправлен. И вот тогда, не получив ответ, ребята начнут беспокоиться и примутся за поиски.
Я снова посмотрел в усеянное звездами небо. Нога болела теперь уже глухой болью.
Как глупо пересечь пятьдесят световых лет, чтобы расстаться с жизнью из-за лопнувшей веревки и собственной спешки. Как жаль, что не удастся больше повидать друзей. И Ланцею.
Я закрыл глаза. Постарался представить себе ее лицо перед внутренним взором, но увидел лишь вспышку света. Тысячи звезд, Земля и Луна, танцующие между ферм корабля, прибой, бьющий в берег…
Порой в небесах вспыхивали метеоры. В свист ветра вплелся отдаленный грохот камнепада. Я отвлеченно подумал, что мы сами можем быть виноваты в обвале. Сотрясения от взрывов, как бы малы не были заряды, могли ослабить горный склон, который в итоге не выдержал подземных толчков.
Становилось все холоднее. Я понимал, что надо двигаться, чтобы сопротивляться стуже, но нога не позволяла даже уверенно стоять.
Сколько мы здесь уже сидим? Свериться по времени. Что значит «сорок минут с захода солнца»?
Я свернулся в клубочек, стараясь сохранить тепло. Мысли текли неохотно, боль мешала соображать. Должен же быть какой-то способ продержаться до рассвета. Должен быть. Что-то я упустил. Мысль крутилась в голове, будто бультерамн, гоняющийся за собственным хвостом… Какая-то ассоциацией, связанная с Ланцеей – как ты там, в криомодуле на высокой орбите?
Вот оно.
Орбита. Ланцея. Инфотехника. Дроны.
Летун на краю плоскогорья. Не получающий докладов и перешедший в спящий режим. Сопряженный с моим и Алекслава айдимами.
Использовать аккумы дрона для подзарядки наших термокомбезов? Не получится, жаль. С этим не справиться без специального переходника, которого у меня нет. Хотя на крайний случай я попробовал бы распотрошить аккумулятор и соорудить его из начинки дрона. Ну или хотя бы прижаться к включенному на холостой ход корпусу летуна.
Но есть идея получше.
Передатчик на летуне мощнее, чем в наших айдимах. Ланцея смогла бы, пожалуй, и подключиться через него к рации на борту кольцевика, чтобы без затей вызвать помощь. Я честно ковырялся несколько минут в гиперлогических недрах, пока не понял, что подобный подвиг техногерменевтики не для меня. Трясясь от холода, посмотрел вверх, словно пытаясь разглядеть машинку сквозь камень.
Какая максимальная высота полета у этой модели? Километров пять?
Небесная механика никогда не была моей любимой наукой, но формально задача не выходила за пределы ее факультативного курса для учебных групп Орбитали. Я заскрипел зубами, пытаясь изобразить схему на крошечной панели. Принялся водить негнущимся пальцем по камням. Высота стационарных орбит… наклонение синхронной… Радиус Кементари… Высота над уровнем моря, дальность видимости…
Проклятье, думай, Димер, думай. От этого зависит твоя жизнь.
Я неверяще уставился на число, горящее на панели айдима. Три часа. Три часа до того момента, как парящий в двух километрах над горами дрон окажется в пределах радиовидимости со спутника.
Не спеши радоваться. В разреженном воздухе моторы кольцевика будут жрать энергию как сумасшедшие, а аккумуляторы и так разряжены за сегодняшний день. Дрон не продержится долго в режиме зависания. Придется точно рассчитать момент запуска. Придется еще наговорить сообщение для «Семени», но с этим я как-нибудь справлюсь.
И уж два часа на морозе я обязан продержаться.
Я набрал команду, и вскоре над обрывом зашумели винты. Маленькая верткая машина описала дугу над пропастью, коснулась шасси уступа. Я проковылял к ней и обнял так крепко, как не обнимал, наверно, даже Ланцею. Не от радости. Просто чтобы согреться от чуть теплого корпуса.
Эта ночь тянулась бесконечно. Спасибо моей поврежденной ноге – боль в ней не давала заснуть. Иначе я бы, наверно, вырубился, невзирая на холод. Отвоевывал у ночи каждый миллиметр на ползунке термостата. Проверял состояние Алекслава – один раз я не сумел найти пульса, дрожащими руками извлек аптечку и глянул данные с ЭПИ-диска – оказалось, у меня пропала чувствительность пальцев. Пришлось отогревать их под мышками. Сменил разрядившийся ЭПИ – все, чем мог помочь геологу.
Зубы выбивали дробь, ветер хлестал по глазам. Под ложечкой сосало от голода. Газовый гигант клонился к к-закату, догоняя ушедшую за горизонт Мюару, высвечивая каждый уголок нашего уступа. Горные пики поднимались из моря темноты, словно светясь в его голубом сиянии.
Временами я даже забывал, где нахожусь. Беседовал с Крапивником и Рыжей, пытался вскочить, чтобы отправить срочный доклад то Лазареву, то Брянцеву – и вспышка боли напоминала, где я и что со мной.
Помотать головой. В очередной раз глянуть, что с Алекславом.
Аккумуляторы его комбинезона разрядились окончательно, мои были на десяти процентах мощности. Заскрипев зубами, еле двигаясь от боли в закостеневших конечностях, я стащил с себя куртку и кое-как накинул ему на плечи. Сам укутался в куртку Алекслава, снова сжавшись в тугой комок.
Неясный шорох, движение в темноте. Я не обращал на них внимания, пока моих ушей сквозь вой ветра не достиг скрежет когтей по камню. Медленно я повернул голову.
На меня уставились два огромных черных глаза. Руку защекотало горячее дыхание.
Черный нос подергивался, принюхиваясь к ветру. Верхняя губа поднялась, обнажив желтые зубы, удивительно острые, предназначенные, чтобы дробить кости и выгрызать мозг. Красный язык скользнул по губам, вниз по иссиня-черной шерсти протянулась ниточка слюны.
– Да ты охренела, – выдавил я. – Я, между прочим, еще живой.
Грифиена зарычала. Отскочила назад, очень неловко, как-то по-паучьи передвигаясь на задних ногах и коротких когтях на кромке крыльев. Уселась на лапы и распахнула кожистые перепонки.
Собрав все силы, я потянулся за ружьем. Тварь была невелика, с мелкую дворняжку. Не стоит тратить патроны на создание, которому хватит хорошего удара прикладом – но сейчас я бы и от агрессивно настроенного голубя не отбился.
Еще две грифиены спланировали сверху, уселись на край уступа по обе стороны от меня. Первая грифиена, набравшись смелости в присутствии товарок, с рычанием пошла вперед. На фоне Илуватара мелькнули несколько крылатых силуэтов.
