– Ты поедешь не одна, – начинал снова и снова убеждать жену Егор, но Марина пресекала эти разговоры на корню:
– Я же сказала, что без тебя шагу не сделаю, и прекрати изводить меня разговорами.
– А то – что? – подначивал он, прекрасно зная, что последует за этим, и никогда не бывал разочарован реакцией.
В конце июня из Швейцарии наконец-то вернулась Ветка, и Коваль с Хохлом поехали встречать ее в аэропорт, хотя Розан громогласно возмущался и орал, что хозяйке по статусу не положено рассекать по городу по таким пустякам.
– Не ведись на ее базар, Хохол! Она всем своим охранникам так ухитрялась мозги задурить, что они забывали, для чего рядом с ней находятся! – бубнил он на ухо телохранителю, но тот только улыбался в ответ – уж кому-кому, а ему-то задурить мозги было очень проблемно, он не поддавался ни на какие слова, за что заслужил у остальной охраны прозвище Броня.
Марина все равно поехала. Подругу свою Марина заметила еще на трапе, ее сложно было не заметить – женщина в белом, тонкая, стройная блондинка. Увидев Коваль, она помахала рукой и побежала, повиснув на ее шее и заливая слезами черную блузку.
– Господи, Коваль, как я соскучилась по тебе, ты даже представить не можешь!
– Подожди, ты же меня задушишь! – со смехом отбивалась Марина. – Дай хоть посмотреть на тебя!
Веткино личико стало почти прежним, миловидным, разве только нос стал чуть острее, да разрез глаз изменился. Рубцы зажили, она была удивительно ухоженной, холеной, словно и не было того безобразного месива, в которое обозленный Строгач превратил ее, хорошенькую, как кукола.
– Дорогая, да ты красотка просто! – совершенно искренне сказала Коваль, придирчиво оглядев работу швейцарских хирургов-пластиков.
– Я так благодарна тебе, Маринка, – снова обняла ее подруга. – Если бы не ты…
– Прекрати! – приказала Коваль. – Никогда не смей благодарить меня, у меня на свете два близких человека – Егор и ты, и для вас я готова на все.
– А я? – тихо спросил из-за спины молчавший до сих пор Хохол. – Я тебе не близкий человек?
– А как же, сердце мое! Где я была бы сейчас, если бы не ты? – Марина повернулась к нему и погладила по щеке, как делала иногда с Максом, но, в отличие от ее скромного мальчика, Хохол перехватил руку и прижал к своим губам:
– Я могу убить любого, кто только посмеет приблизиться к тебе.
– Я это знаю.
В машине Ветка, наклонившись к самому уху, спросила:
– Пристает?
– Кто? – не поняла Марина, роясь в кармане в поисках зажигалки.
– Хохол, говорю, пристает?
– Сдурела? Конечно, нет! То, что ты видела, произошло в первый раз, он отлично держит себя в руках. И потом, он обещал Егору, что не притронется ко мне, и за слова свои отвечает.
– А-а! – протянула Ветка, закуривая. – Я-то, грешным делом, решила, что ты его иногда поощряешь за верную службу.
– Дура ты! – вздохнула Марина. – И куришь зря совершенно – это вредно после пластических операций. Давай лучше подумаем, как ты теперь жить будешь, чем займешься.
Ветка продолжала курить, задумчиво глядя в окно на проносящиеся мимо машины, и молчала. Коваль не торопила ее, понимала, что подруге предстоит определяться, решать хотя бы то, что надо где-то жить, ведь свой дом она сдуру продала, едва перебравшись к Строгачу. Но эту проблему решить было просто – денег от Сереги осталось изрядно, Марина выбила из остальных решение отдать их Ветке, ведь она достаточное время провела рядом с ним, вполне заслужив право на компенсацию. Так что вопрос жилья не стоял так уж остро. Марину волновало другое – как Виола будет дальше, привыкнув за это время не заботиться о том, что надеть, что поесть, как заправить машину. К хорошему, как известно, привыкаешь быстро, а вот отвыкать потом…
Наконец Ветка выбросила окурок и повернулась к подруге:
– Я много об этом думала там, в клинике. Знаешь, Маринка, ведь я совсем отвыкла думать о бытовых проблемах, обо всех этих мелочах, – начала она, точно подслушав Маринины мысли, – будь у меня немного денег, я открыла бы салон фэн-шуй.
– Чего салон? – переспросила Коваль, удивленная таким поворотом.
– Есть такое древнее китайское учение о гармонии и счастье. Я много прочла об этом в клинике, это очень интересно. Потом тебе расскажу.
– И ты хочешь заняться этим? Не вопрос – денег у тебя больше чем достаточно, – спокойно сказала Марина, – и тратить их ты имеешь полное право. Такие женщины, как ты, не должны торчать в очередях, таская на себе неподъемные авоськи с рынка, не должны носить китайских шмоток, линяющих от соприкосновения с кожей, не должны уродовать свое лицо дешевой косметикой и поддельной туалетной водой. Усекла?
В ответ та только рассмеялась и укоризненно спросила:
– А ты не думаешь, что любая женщина недостойна такой жизни, о которой ты говоришь сейчас?
– Вета, каждый человек волен решать сам, как ему жить. Мне нет дела до остальных, зато я четко знаю о себе: я заслужила все то, чем владею, я отдала за это слишком много, заплатила высокую цену. Я могла всю жизнь горбатиться в больничке за три копейки, как делают это мои однокурсники, могла жить черт знает как и с кем, но я всегда знала, что я достойна чего-то другого, лучшего. И я добилась, наплевав на мораль и угрызения совести, и меня не мучают страшные сны по ночам. А те, кого мне пришлось потеснить, не являются ко мне в кошмарах, потому что и сами они были далеко не лучшими представителями человеческого рода. – Коваль ожесточенно смотрела на подругу, словно Ветка обвиняла ее в том, что она – это она. – И запомни – никто никогда не будет обвинять меня. У вас просто нет на это права.
– Коваль, да у тебя крыша поехала – кто тебя обвиняет, я, что ли? Можно подумать, что у меня в шкафу нет скелета! – фыркнула Виола. – По-моему, единственный человек, который тебя обвиняет в чем-то, – это ты сама. Хохол, ведь я права? – обратилась она за поддержкой к телохранителю, и тот спокойно сказал:
– Я не гружусь по этому поводу, для меня все, что говорит и делает Коваль, закон, который не обсуждают.
– Спасибо, поддержал! – укоризненно качнула головой Ветка. – Я же не про то. Она гложет себя, доказывает что-то самой себе, словно пытается заговорить свою боль. Ведь душа-то болит, а, Коваль?
– За что?
– Да за все. Тебе жаль себя ту, которой ты была до всего этого.
– Возможно, ты и права, Ветка. Но теперь уже поздно об этом, ничего не вернется. А поехали в кабак? – внезапно предложила Марина. – Что-то хреново мне. Давай в «Латину», Юра.
– Не рановато? – укоризненно спросил Хохол. – Белый день на дворе, опять нарежешься, Малыш орать будет.
– Пусть. В конце концов, он, как ни крути, тоже мой «подкрышный» коммерс, а я их не жалую! – развеселилась Коваль окончательно, и вслед за ней залилась смехом и Ветка.
