Выложив это, она уселась за стол напротив Самсона и уперлась глазами в его лицо. Он опять поморщился:
– При чем здесь вы? Насколько я знаю, вы не имеете отношения к корпорации.
– Да, – кивнула Марина. – Поэтому и пришла к вам, иначе все уже решила бы.
– Не понимаю, это что – ваша очередная афера, Марина Викторовна? – вступил в разговор Ященко, самый молодой из присутствующих.
– Что вы имеете в виду? – сощурилась Коваль.
– Всем известно, что когда вам что-то нужно, то вы по трупам пойдете и не остановитесь ни перед чем.
– Что, по-вашему, мне нужно сейчас?
– Ну, это уж вам виднее! – развел он руками. – Но, чувствую, вы заварили густую кашу, мадам.
– Я?! – Марина развернулась в его сторону и злобно уставилась в зеленые глаза Ященко.
– Да, вы. А сейчас кормите нас сказками о каких-то фирмачах. Мы согласимся, допустим, а через полгода окажется, что мы все с потрохами принадлежим вам, Марина Викторовна!
– Ну и фантазия у вас, господин Ященко, вам бы сказки писать! Если до кого-то плохо доходит, объясняю еще раз: жизнь Егора зависит от вашего решения, я не хочу потерять мужа из-за чьего-то упрямства и негативного отношения ко мне лично. А что касается идеи господина Ященко, то спешу заверить: мне чужого не надо, это все и так принадлежит моей семье, – Марина обвела взглядом всех сидящих за столом – они не смотрели на нее, опустив глаза в бумаги.
– Нам нужно подумать, – произнес Самсон. – Нужно взвесить все и принять верное решение.
– У вас нет на это времени, господин Самсонов. Если бы несколько лет назад Егор думал чуть дольше, вас лично уже не было бы в живых, это я вам говорю. Мы бы с Мастифом просто грохнули вас в том подвале, где держали за долги. Помните обстоятельства нашего знакомства? – зло прищурилась Коваль, готовая испепелить его взглядом. – Егор заплатил – и вот вы сидите в его кресле и торгуете его жизнью, как последний коммерс – китайскими шмотками. А вы, господин Щепкин? – повернулась она к самому пожилому. – Если бы Егор не помог вам и вашей жене попасть в лучшую клинику Израиля, вы были бы сейчас счастливым папочкой? А ваш сын, господин Ильинский, способный и талантливый мальчик, но, увы, инвалид, прикованный к коляске, мог бы учиться в Оксфорде, если бы не Егор? Или вы, господин Абаев. Если бы Егор не убедил меня послать моих ребят, чтобы отбить у каких-то отморозков вашу красавицу-жену, что осталось бы от нее? Сказать или сами догадаетесь? Поверьте, я никогда не опустилась бы до подобного разговора, никогда не напомнила бы вам всем о том, чем каждый из вас лично обязан Егору Малышеву, но обстоятельства вынуждают меня сделать это. А вы все сейчас сидите, опустив глазки, и ломаетесь, как целки. Что, грубо? Зато правда! Я даю вам три дня, больше, к сожалению, не могу, и очень надеюсь, что вы подумаете над тем, что я сказала, и сделаете все, чтобы помочь. Не мне – Егору.
Марина встала и пошла к двери, еле сдержав себя, чтобы не схватить стул и не запустить им в эти паскудные рожи.
«Твари неблагодарные, Егор никогда не отказывал им, приходил на помощь и меня еще ввязывал, а они…» Она кипела от ярости, покидая здание бизнес-центра.
Будь сейчас ее воля, она позвала бы Розана и перестреляла бы их всех, но, к сожалению, без них вообще ничего не решить.
В десять вечера Марина опять разговаривала с Егором, его голос был каким-то уставшим, казалось, он еле ворочает языком. Ровно пять минут, ни секунды больше… Коваль всю ночь металась по постели, чувствуя, что с мужем творится что-то неладное, что ему плохо. Именно этой ночью она приняла решение идти до конца и заставить этих уродов из «МБК» отдать ей бумаги, чего бы это ни стоило.
Следующие два дня Марина не выходила из дома, пересматривая старые фильмы – «Крестный отец» с Брандо и Аль Пачино, «Лицо со шрамом», «Путь Карлито». Разговаривая с Егором, пыталась узнать, что там с ним, но он не говорил – видимо, не позволяли, контролировали каждое слово. У Коваль после этих бесед болело сердце, хотелось плакать, но она заставляла себя держаться и сырость не разводить.
На третий день она опять поехала в офис Егора. Самсон встретил ее один.
– Где все? – спросила Коваль недовольно.
– У всех слишком много работы, чтобы бросать ее и являться сюда по первому вашему требованию.
– Хорошо, я переживу. Что вы решили?
Самсон набрал побольше воздуха в грудь, как будто собрался нырять, и выпалил, не глядя ей в лицо:
– Мы не согласны!
Это было хуже пощечины, хуже всех оскорблений.
– Как это – не согласны? – тихо спросила Марина, вперив в его красную морду зловещий взгляд.
– Так. Мы не можем потерять контроль над корпорацией, она слишком большим трудом создавалась.
– Твоим трудом? – прошипела она.
– Да, и моим. Поэтому мы вынуждены отказать. Думаю, вы и сама разберетесь. В конце концов, пошлете своих быков, и они отобьют Егора силой. Надеюсь, вы не успели забыть, как это делается.
– Ну что же! Вы не оставили мне выбора! – и, резко повернувшись, Коваль вылетела из здания.
Закурив возле машины сигарету, она подозвала Розана и велела послать ребят по домам всех членов совета.
– Только без мордобоя, Серега! Всех отвезете в мой коттедж в «Роще». И быстрее, быстрее, пока они не прочухались, что я не пошутила! Давай, не стой, родной мой!
Розан сел в «Чероки» и унесся, Марина же, чтобы успокоиться, рванула в «Бэлль», наведя там панику. Наташа уже почти закончила ее макияж, когда отзвонился Розан.
– Готово, Маринка, приезжай.
– Вы все нормально сделали? Без глупостей?
– Обижаешь!
– Ладно, ждите.
Бросив Наташе сто баксов, Коваль побежала к машине, на ходу надевая шубу.
– В «Рощу», Юрец, быстро, быстро!
Розан встретил ее во дворе, помог выйти из машины:
– Ух, красивая какая!
– Погоди, не до того! – отмахнулась хозяйка. – Где они?
– В твоем коттедже, как ты и велела, я там пацанов посадил человек десять.
– Пошли! – решительно сказала она, направляясь к дому.
Розан внутренне содрогнулся, в очередной раз убедившись, как легко Марина превращается в фурию. Раз, и все, нет больше красоты, сексуальности, обаяния – только жестокая, безжалостная Наковальня, от которой все отскакивает, едва прикоснувшись.
В гостиной, в окружении братков, сидели перепуганные женщины. Молоденькая некрасивая девушка – дочь Самсона, еще одна, постарше, – дочь Ильинского, миниатюрная блондинка с точеной фигуркой – жена Абаева, худая брюнетка, удивительно похожая на Ященко, – его сестра-близняшка, и женщина лет сорока в форменном платье, испуганно прижимающая к себе шестилетнего пацана, – няня детей Щепкина и один из его сыновей. Из всех, пожалуй, этот парнишка не только не был напуган, но даже увлечен происходящим, постоянно просил няню:
