– Что, при охране рамсить неудобно? – ее же словами усмехнулся Малыш, поняв, что сейчас все решится: вся жизнь с этого момента пойдет в другом русле, и его, и Маринина. – Ты стала чужая какая-то, детка, я не узнаю тебя.
Марина посмотрела ему в лицо, помолчала секунду, поправила какую-то складочку на комбинезоне. Она тоже понимала, что со следующей секунды изменится все, со следующей ее фразы в жизни произойдет кардинальная перемена.
– Возможно, ты просто забыл, какая я на самом деле. Послушай, что я скажу тебе, Егор, и постарайся запомнить мои слова. Больше мы с тобой не муж и жена, все, хватит с меня! Ты все время обвинял меня в равнодушии, в изменах, а сам ведешь себя еще хуже. Мне важно было твое внимание, твое участие, но ты даже не удосужился просто позвонить и узнать, жива я или нет. – Коваль сама удивилась тому спокойствию, с которым говорила это, словно разговор не касался ее жизни, человека, которого она любила и считала своим мужем столько лет. – Знаешь, видимо, все действительно проходит, в том числе и любовь. Я не виню тебя ни в чем, ты вправе жить так, как ты хочешь, но меня не трогай больше. Все, Егор, нет меня, умерла, уехала – как захочешь.
– Нет, погоди, дорогая, что-то я не понял – к чему этот разговор? Ты решила так? А меня не забыла спросить? – Он сел в кресло, из которого перед этим встал Хохол, закинул ногу на ногу и посмотрел ей в глаза. – Детка, ты такая красивая...
– Только уже не твоя, Егор.
– Ну, понятно, – кивнул он. – Теперь у тебя Хохол – идеал мужчины, я так и понял по его разговорам и поведению еще там, в больнице. Зачем ты сделала это, детка?
– А ты? Зачем ты сделал то, что сделал? Девочку свою на трибуне оставил, поди? Не боишься, что уведут?
– Не боюсь. У меня тебя уводят, и это сейчас важнее. Не думал, что придется за жену с уголовником разбираться, с охранником.
– Егор, а ведь ты не прав, – покачала головой Марина. – Если бы ты хотел разобраться с ним, то давно сделал бы это. Но тебе не нужно, ты думал, что я и так всегда пойду за тобой, только пальцем помани. А я устала ждать тебя, устала бежать за тобой, понимаешь? Я хочу спокойно пожить, не думая о том, как ты и где ты. А Женька... он ничего от меня не требует, жертв никаких, обещаний, слов.
– Ну да! – усмехнулся Егор, доставая сигару. – Кроме одного – возможности спать с тобой, с тобой, с моей женой!
– Я уже давно не жена тебе, Егор. Уходи, ладно? – попросила Марина, закуривая и небрежно бросая на стол золотую зажигалку. Тяжелая вещица глухо ударилась о столешницу и прокатилась почти до противоположного края. Проводив ее рассеянным взглядом, Коваль попросила, взглянув на напряженно ждущего ее ответа Малыша: – Не доводи меня до греха, я очень тебя прошу, мне нельзя нервничать, я еще не совсем здорова, поэтому давай расстанемся тихо и без сцен.
– Я уйду, – бросил он, вставая из кресла. – Но ты запомни, что сама меня выгнала, я этого не хотел. Ты решила все за меня, ты всегда решаешь все за всех. Не удивляйся потом тому, что сделала сейчас. Поправляйся, детка! – И он вышел, шарахнув дверью по плечу стоявшего за ней Хохла и едва не сбив с ног Гену.
Женька влетел к Марине, развернул кресло так, чтобы видеть ее лицо, и отшатнулся – она смотрела на него совершенно сухими глазами и улыбалась.
– А чего ты ждал, родной? Истерики? Вен перерезанных? Я старовата для подобных штучек.
Хохол не верил своим глазам, потому что действительно ожидал чего угодно, только не этого ледяного спокойствия, граничащего с безумием. Зная, какие именно отношения связывали Коваль с Малышом, Женька был уверен, что даже если она решит расстаться с мужем, то за этим последует что-то невероятное, потому что это как кусок сердца оторвать. И вдруг – ни слезинки, ни намека на горе...
– Что ты сказала ему? – осторожно спросил он, поглаживая пальцами тонкое запястье лежащей на подлокотнике кресла руки.
– Чтобы катился от меня подальше.
– Думаешь, он так и сделает?
– Думаю, нет, но мне плевать. И хватит про это, я не желаю больше обсуждать мою бывшую семейную жизнь, – отрезала Коваль, отворачиваясь и давая понять, что разговор окончен.
Матч команда выиграла, Марина спустилась в раздевалку, чтобы поздравить игроков и тренера, объявила о выходном, пошепталась с Колькой, кое-как уговорив себя не полоскать ему мозги насчет Ветки, предупредила отца, бывшего здесь же, что приедет поздно, и они с Хохлом рванули в «Три сотни», где была летняя терраса и можно было посидеть на улице, а не жариться в помещении. Конечно, их уединение было весьма относительным – пятеро охранников все время следовали за ними, но Марина старалась не обращать внимания на их присутствие.
Но город слишком маленький и слишком тесный, и это лишний раз доказало появление в «Трех сотнях» Егора с его Нателлой. Вместо того чтобы развернуться и уехать, увидев на парковке «Хаммер», Малыш расположился за столиком напротив и принялся изо всех сил провоцировать жену на агрессивные действия, но она не обращала на него никакого внимания.
Они с Хохлом вообще никого не замечали, наклонившись друг к другу через стол и сплетя пальцы, смотрели в глаза и периодически целовались, что выводило из себя Егора, сидящего лицом к Марине. Она не делала этого специально, просто в этот вечер ей хотелось вести себя так, и Коваль не отказала себе в удовольствии.
– Киска, я люблю тебя, ты знаешь? – Хохол поднес к губам ее пальцы. – Я так тебя люблю, моя радость...
– Женька, тебе пятый десяток, а ты как пацан зеленый...
– Киска, мне по фигу, сколько мне. У меня есть ты. Пойдем потанцуем?
– Спятил? Я хромаю.
– Не дури, все у тебя в порядке.
Он поднялся и пошел к певцу, что-то прошептал ему и сунул в карман зеленую бумажку. Женька знал Маринины вкусы наизусть... На Егоре не было лица, когда он слушал заказанную Хохлом песню, спутница тормошила его, но он только кивал в ответ головой, а сам смотрел на Марину, не отрываясь. Хохол фыркнул:
– Киска, давай я его выкину отсюда.
– Не надо, Женя, пусть. Мне уже на самом деле все равно – здесь он или его нет. Все прошло.
Они просидели до самой ночи, и Марина не пила ничего, кроме сока, чему Женька был очень рад. Зато ее бывший с горя, видимо, обмолотил две бутылки водки, что придало ему желания все же подвести итоги. Он подошел к столику и, глядя Марине в вырез комбинезона, произнес:
– Что, Хохол, добился желаемого? Гасишь мою девочку?
– Не начинай, – предостерегла Коваль, но Малыша уже несло:
– Да? Ты так решила? А я вот не все еще сказал. Запомни, Хохол, это все мое, и в любой момент я получу это обратно, просто потому, что она не может без меня, и скольких бы баб ни имел я, и скольких мужиков – она, все равно мы простим это друг другу и забудем, едва только окажемся в постели. Так что не обольщайся!
Малыш насмешливо смотрел на них, ожидая, чем кончится его выступление, но Коваль вцепилась в Женькино колено и не давала ему встать. От Егора не укрылся этот жест жены:
