– Здрасьте, баб Настя! Гляжу, гости у вас? Не помешала?
– Не помешала вроде, – отозвалась старушка, приглашая ее к столу, но деваха отказалась:
– Я на минутку. Там Натка наша приехала с дитем, хотела попросить, чтоб вы посмотрели, не сглазил ли кто мальчишку – уросит постоянно, сладу нет.
– Зайду потом. А чего это она вдруг заявилась? Пять лет зенки не казала, городчанка, а тут приехала вдруг? Замужем, что ли?
– Да какой там – замужем! – махнула рукой соседка. – Был какой-то у нее мужик, да потом сбег от нее к какой-то девке. А потом убили его, – округлив глаза, шепотом сообщила она, косясь в Маринину сторону, и это не укрылось от проницательной бабы Насти.
– Ты не коси глазом, Нинка, это Женьки моего жена, погостить приехала.
– Когда это дядя Женя жениться-то успел? – удивилась она, разглядывая Коваль уже в открытую и с нескрываемым интересом. – Я ж его почти и не помню – все по тюрьмам…
– А это не твово ума дело, девка! – пресекла баба Настя. – Так что у Натки-то случилось?
– Так я и говорю – убили мужика-то этого, а Натка беременная осталась, теперь вот с пацаном…
– Ну, пусть завтра зайдет, я сегодня что-то занемогла, лечить не буду.
– Ой, спасибочки, баба Настя! – обрадовалась соседка. – Пойду, мамке скажу! – И она резво для своей комплекции развернулась и убежала.
– Кто это? – спросила Марина, слушавшая разговор краем уха.
– Соседей младшая дочка, Нинка. Мать у них шалава, пятерых настрогала от разных мужиков, старшую, Натку, отец к себе в город забрал, он большой человек был раньше, да и потом, говорили, при деньгах остался. Куда-то за границу отправил ее учиться перед смертью, да вишь ты, кровинка-то мамкина бушует, нагуляла ребятенка все же.
Что-то зашевелилось в голове, что-то такое… тревожное, неспокойное, но Коваль отогнала эти мысли от себя – она впервые в этой деревне, здесь не может быть никаких знакомых.
До самого вечера они с бабкой убирали в доме – Марине вдруг жутко захотелось навести порядок во всех углах, и это удалось, хотя потом все болело с непривычки. Зато порядок навели идеальный и, довольные, сидели во дворе, под развесистой черемухой.
– Ох, Маринка, гляжу я на тебя, и жалко становится, – говорила баба Настя, по привычке разглаживая на коленях цветастый фартук. – Пропадешь ты с Женькой ни за что!
– Бабуля, да с чего взяла-то? – спросила Марина, закурив сигарету и вытягивая ноги. – Мне с ним хорошо и спокойно, он меня любит, на руках носит – чего еще?
– Да сегодня-то на руках, а завтра и по зубам врежет – они такие, сидельцы-то, потом извиняться будет, плакать, прощения просить.
Марина рассмеялась – бабка неплохо знала взрывной характер внука, но совсем не знала ее, Марину. Видела бы, как ее строптивый внучек моментально делается послушным и готовым на все, едва только Коваль поднимет на него глазищи.
– Нет, баба Настя, он со мной никогда так не поступит. С кем угодно – но не со мной.
– Ну, дай бог, настырная, дай бог! – вздохнула бабка, погладив Марину по голове. – Куришь-то сколь – ужас, как Женька прямо!
Коваль всю ночь не спала, представляя, как завтра встретится с Хохлом, что скажет… В голову лезла всякая чушь, Марина гнала ее прочь, но бесполезно, сна не было и в помине, вот и утро уже, вставать пора, собираться. Она достала телефон и позвонила Севе-охраннику, велев ждать в начале улицы в десять часов. Наскоро позавтракав, собрала сумку, не забыв сунуть в нее бабкины пирожки с капустой, которые та пекла с утра пораньше, чмокнула старушку в щеку, пообещав вернуться не очень поздно, и пошла к выезду из деревни, туда, где находилась старая автобусная остановка.
Черный «Хаммер» и «Ровер» стояли уже прямо за ней, охранники курили, открыв окна. При виде хозяйки из «Хаммера» выпрыгнул Гена и, подхватив сумку, засунул в багажник:
– Что ж вы, Марина Викторовна, такие тяжести носите? Зачем сказали здесь ждать, мы б и к дому подъехали.
– Гена, не лезь, куда не понимаешь, – попросила она. – Мне не надо, чтобы кто-то знал, кто я на самом деле. Поехали, а то стоим тут… как на паперти…
В городе было просто невыносимо – духота такая, что дыхание останавливалось, можно только представить, как сейчас в тесной камере СИЗО, набитой под завязку… Бедный мальчик.
Возле СИЗО Марину уже ждал Бармалей, сказавший, что половину денег отдал своему человеку. Она полезла в сумку, чтобы вернуть пятьсот баксов, но он только руками замахал:
– Бес запретил.
– Ну, смотри.
Марину провели во внутренний двор, потом в помещение, где стоял продавленный диван и стол с двумя стульями. Человек в капитанских погонах попросил подождать, предложил присаживаться. Она опустилась на диван, достала сигареты, закурила, глядя в мутное, плохо вымытое окно. Ждать пришлось долго, минут двадцать, потом наконец дверь открылась, и на пороге возник Хохол в наручниках. Коваль выронила сигарету, едва не получив ожог на голом животе, вскочила ему навстречу:
– Женя…
Следом за ним вошел капитан, отомкнул наручники:
– У вас два часа, – и вышел, заперев дверь с той стороны.
Хохол кинулся к ней, схватил, прижал к груди, подняв над полом.
– Котенок мой любимый, ты приехала! – Он лихорадочно целовал ее в глаза, в губы, в шею. – Родная моя… приехала, я даже и не ждал…
– Женя, остановись, – попросила Марина, отбиваясь. – Поставь меня.
– Котенок, ты не представляешь, что я почувствовал, когда тебя увидел, – признался он, усаживаясь вместе с ней на диван. – Я думал, меня к следаку опять, а тут ты… Родная моя, как ты?
– Хреново, Женька, – призналась она, уткнувшись носом ему в грудь. – Мне так плохо, как давно уже не было. Я ведь у бабки твоей живу, мне там легче.
– Ты молодец, там тебя никто не достанет, – поглаживая ее по волосам, проговорил растроганный Хохол. – Да и бабке полегче, все не одна.
– Женя, как ты тут? – спросила Марина, подняв глаза и погладив его по небритой щеке.
– Мне ж не привыкать, котенок. Попытались, конечно, поломать, закрыли в пресс-хату, но я там одному лицо в кашу замесил, другому руку сломал, а третьего не успел – вертухаи прибежали, отбили.
– Бандюга ты, – грустно усмехнулась Коваль, понимая, что и ему потом очень здорово подкинули охранники. И точно – задрав его майку, увидела темно-фиолетовые кровоподтеки на теле, осторожно прикоснулась к ним губами. – Больно?
– Уже нет, котенок. Иди сюда, я тебя поцелую хотя бы, соскучился ведь. – Он притянул ее к себе, завладев губами. Марина села к нему лицом, обняла, прижав его голову к груди.
– Женька, я только сейчас поняла, каково мне без тебя… я вытащу тебя отсюда, мне Бес обещал помочь. Мы с тобой уедем куда-нибудь на море, будем валять дурака… – прошептала она, глядя ему в глаза. – Ты мне веришь?
