– Конечно, родная моя, – тоже шепотом ответил он, целуя ее. – Я знаю, что ты меня не бросишь, ты ведь никогда не бросаешь того, кто тебе хоть немного дорог… Котенок, скажи – ты делаешь это потому, что тебе без меня плохо?
– Мне без тебя никак, – прижавшись к нему еще сильнее, проговорила Коваль. – Я все время вспоминаю твои руки, твои губы…
– Раздевайся! – велел он негромко, и Марина, не задумываясь, сбросила с себя джинсы и майку, оставшись в черных стрингах с цепочками.
То, что произошло дальше, больше напоминало плохой немецкий порнофильм – Хохол за считаные минуты отделал ее так, словно это был последний секс в его жизни…
– Господи… – простонала Коваль, падая на продавленный диван прямо поверх своей одежды. – Я только в СИЗО еще этого не делала! Что ты натворил, а?
– Прости, котенок… я так давно тебя не видел… – пробормотал довольный и расслабившийся Хохол, осторожно укладывая ее на себя и поглаживая по спине руками. – Я тебя обидел?
– Спятил! Я же не о том – знаешь, чем любит развлечься местная охрана? В скважинку подглядеть!
– Тебе чего стыдиться-то? Фигура отпадная, тело сумасшедшее, пусть смотрят, уроды ушатые! – заржал Женька, шлепнув ее по заду, и Марина вскрикнула от неожиданности:
– Больно ведь, Женька!
А он, резво перевернув ее на живот, навалился сверху, покрывая поцелуями спину и ягодицы:
– Прости…прости…прости меня, девочка моя…
Она смеялась, пытаясь вырваться из его крепких объятий, и, когда это удалось, встала и подошла к зарешеченному окну, потягиваясь, как после сна. Обернувшись, Марина вдруг увидела, как смотрит на нее лежащий на диване Хохол.
– Жень… ты что? – удивилась она, заметив слезы на его глазах.
– Иди ко мне, – попросил он, смахивая их и точно стыдясь, что Коваль стала свидетельницей того, как он не смог справиться с эмоциями.
Марина подошла к нему, села рядом, набросив майку. Женька взял ее за руку:
– Маринка, мне теперь ничего не страшно больше в этой жизни, я только сейчас понял – вот есть ты, остальное совершенно неважно. Ты просто есть у меня, я люблю тебя, ты меня ждешь, живешь у бабки моей, хотя на фиг бы сгреблось тебе это все? Разве не нашлось бы человека, который хотел бы быть на моем месте? Да толпы их, я-то знаю, любого возьми, хоть из наших, хоть из лохов-обывателей. Тот же мент погибший – разве он не хотел бы быть с тобой? За то и погиб, я думаю…
– Не надо про это, – попросила Коваль, потрясенная его признанием. – Я ни на кого не поменяю тебя, слышишь? Мы всегда будем вместе, я дождусь тебя, вытащу отсюда, ты же знаешь, что слов на ветер я не бросаю, сказала – сделаю.
– Я же не о том, котенок мой, я не сомневаюсь, что ты сделаешь… Я о другом… Я вдруг понял, что не смогу без тебя, ты нужна мне. Я понимаю, вряд ли ты будешь любить меня так, как любила Малыша, это невозможно и не нужно, наверное, каждому свое. Я хочу просто хоть что-то значить для тебя, что-то большее, чем просто привязанность к телохранителю, с которым ты иногда спишь…
– Ну, ни фига себе – иногда! – попыталась она разрядить напряженную атмосферу шуткой. – Ты гасишь меня даже в СИЗО, да где вообще только мы этого не делали и как!
– Котенок, не шути, я сейчас серьезно говорю, – попросил Хохол, целуя ее руку.
– Что ты хочешь? Моей любви? Она с тобой, иначе меня бы здесь не было.
Она не могла оторваться от него, гладила его лицо, целовала, все смотрела, смотрела, словно видела впервые. Хохол тоже вцепился в нее и не выпускал, то и дело прикасаясь губами к ее губам, вдыхая запах духов, исходящий от волос и кожи. За дверью то и дело раздавались какие-то шорохи, и Марина ни секунды не сомневалась, что контролеры развлекаются, не веря своей редкой удаче – полуголая Наковальня в объятиях своего телохранителя прямо на продавленном диване в дежурке СИЗО.
«Повезло ушатым, будет о чем внукам рассказать…»
Они совсем потеряли счет времени, забыли, что есть всего только два часа, казалось, что они не закончатся никогда и они будут вместе еще очень долго… Но в дверь деликатно постучали:
– Время, Марина Викторовна…
– Черт, как же мало… – простонала она, натягивая джинсы. – Женька, как же это мало – два часа…
– Ничего, котенок, все наладится, – грустно сказал Хохол, тоже одеваясь.
– Я там тебе от бабы Насти сумочку привезла, – улыбнулась Марина, подергав его за майку. – Снимай, там все чистое…
– Спасибо, родная, – прижав ее к себе, сказал он. – Мне важнее то, что ты побыла со мной.
Он переоделся, и Коваль, поддавшись какому-то непонятному желанию, прижала к лицу его майку, пахнущую тюрьмой и Женькой. Подняв глаза, объяснила удивленному любовнику:
– Я ж по запаху людей различаю, что ты так смотришь? Пахнет тобой… Я приеду еще, но, думаю, это не понадобится, ты скоро выйдешь отсюда, только держись, ладно? Ради меня держись, обещаешь?
– Конечно, котенок, я все делаю ради тебя. Бабулю поцелуй, скажи, чтобы не переживала, я в порядке. Береги себя, девочка, очень тебя прошу…
Они вцепились друг в друга и так стояли до тех пор, пока не открылась дверь и не вошел капитан:
– Ну, идем, Хохол, пора, а то спалишь меня. Вы посидите пока, Марина Викторовна, я сейчас вернусь и выведу вас.
Женька обернулся на пороге и подмигнул:
– Держись, котенок!
– Да… – выдохнула она, отворачиваясь и пряча лицо в его майку, чтобы он не видел, как она плачет.
Его увели, а Марина осталась в комнате, которая теперь выглядела особенно пустой и казенной, убогой. Странно, но за эти два часа Коваль словно и не заметила, где именно находится, ей было совершенно неважно, как здесь, – ничего, кроме Женьки, не интересовало, а теперь… «Господи, как же мне вытащить его отсюда?».
Вернулся капитан, прикрыл дверь и выразительно посмотрел на Марину.
– А… сейчас. – Поняв, что он ждет, Коваль полезла в сумочку, вынув оттуда пятьсот долларов, протянула ему. – Спасибо за помощь.
– Не за что, – пряча деньги, улыбнулся он. – Обращайтесь, если вдруг.
Выйдя за ворота СИЗО, Марина почувствовала дикое желание напиться в дрова, как бывало раньше, поэтому махнула к Ветке.
Подруга была в восторге от ее визита – час назад она вдребезги разругалась с Марининым племянником, выкинув на площадку его вещи и запретив приближаться к своей квартире даже на пушечный выстрел. Словом, почва была подготовлена, и они радостно пустились во все тяжкие, отправив домой охрану Коваль. Два литра текилы, освоенные на удивление быстро, дали себя знать – обе валялись на персидском ковре в зале полуголые и пьяные до изумления, курили и хохотали… Потом у Марины вдруг началась такая истерика, что она сама испугалась, не говоря уже о Ветке, вмиг протрезвевшей от рыданий подруги.
