– Коваль, да ты что?! Чего убиваешься-то? – теребила она Марину.
– Ветка… если бы ты знала, как мне без него плохо… он опять прикрыл меня собой, ведь это я должна была сидеть сейчас в СИЗО… а сел он…
– Он поступил, как мужик, как настоящий мужик, Маринка, – ему не в новинку это дело…
– Тогда почему я не могу дать ему то, чего он ждет от меня уже несколько лет? Почему я не могу полюбить его так, как он заслуживает?
– Ты еще просто не готова, наверное… пройдет время, ты успокоишься и поймешь, что и без Егора жизнь не замерла, не остановилась, а идет дальше, катится, как вагон по рельсам, – монотонным голосом говорила Ветка, прижав к себе Маринину голову и раскачиваясь вместе с ней из стороны в сторону. – Настанет день, и ты поймешь, что нужно продолжать жить. Что в этой жизни нужен кто-то, кому ты можешь доверять, с кем сможешь поделиться проблемами, кто поймет и поддержит. И тогда окажется, что и искать-то не надо никого, потому что Женька рядом, только протяни руку и скажи, что он тебе нужен, и он расшибется в лепешку… Время, Маринка, время – только оно все расставляет по местам, только оно лечит и учит…
Коваль всхлипывала все реже, успокаиваясь то ли от ее слов, то ли от монотонного голоса и однообразных мягких движений.
– Успокоилась? – убрав с ее глаз челку, спросила Ветка. – Ну и молодец, хватит плакать, у тебя все будет в порядке, у тебя и так всегда все хорошо, ты только посмотри на себя со стороны – в твоей жизни было столько дерьма, но ты выбралась, не сломалась. Все, хватит слезы лить, давай лучше еще по стаканчику пропустим.
– Давай…
Стаканчик перерос в другой, потом в третий, пятый…
Утро принесло только тяжелое похмелье и головную боль, зато на душе полегчало – Ветка внушила Марине что-то такое, от чего вся жизнь вдруг слегка окрасилась в розоватые тона. Осталась мелочь – вытащить Женьку и уже никуда не отпускать от себя.
Ее занимала еще вот какая мысль – если Бес поклялся, что не имеет отношения к смерти Ромашина, в чем сомневаться оснований не было, то кто же тогда его убил? Кто знал, что он будет на даче в эту ночь? Коваль решила нанять частного детектива, чтобы получить максимум информации. Поручить это пришлось Барону, оказалось, кроме него, некому. Отдав все необходимые распоряжения, она отбыла в Горелое, к бабе Насте.
Едва Марина вошла в ворота, как бабка кинулась к ней:
– Ты где же пропала, Маришка? Я все глаза проглядела, думала, случилось что!
– Простите, баб Настя, задержалась вчера, решила в городе переночевать, чтобы по темноте не добираться.
Коваль прошла в дом, скинула одежду, переоделась в сарафан. Баба Настя хлопотала у стола, собирая ужин.
– И сегодня жду, пирожки твои любимые напекла, поостыли давно, может, в печку сунуть?
– Не надо, холодные съем, – вспомнив, что с утра не ела, сказала Марина, усаживаясь за стол.
Баба Настя села напротив и по привычке подперла щеку кулаком, глядя на нее и не решаясь начать расспрашивать. Коваль уминала пирожки с капустой, запивая их молоком, и, только когда поняла, что сдвинуться с места не может, откинулась на спинку стула и сказала:
– Ой, бабуля… умру от обжорства! Все, давайте про дела. У Женьки все нормально, просил передать привет и поцелуй, выглядит неплохо, оброс только, но это ерунда. Я там в городе связи пошевелила свои, помогут, чем получится, думаю, скоро его выпустят, потому что нет за ним ничего. А так…
– Да что там! – махнула рукой старушка. – То, что ему тюрьма – дом родной, я не хуже твоего знаю, поди, два раза уже сидел-то. Ты мне другое скажи – если вдруг посадят его, ждать-то станешь?
«Определенно, у бабки провалы в памяти! Я ж ей когда еще сказала… но простим старость», – удивилась Коваль про себя, а вслух произнесла:.
– Конечно, баба Настя. Но его не посадят, я не дам.
– А скажи-ка мне, дочка, чем ты на жизнь себе зарабатываешь? – вдруг спросила она, пристально глядя ей в глаза. Но в гляделки Коваль еще никто не обыгрывал, и та, сделав невинное лицо, призналась:
– Бизнес у меня – рестораны, казино, ночные клубы.
– И как ты справляешься?
– Помощников полно, да и отлажено все давно, поэтому проблем нет.
Бабуля вроде немного успокоилась, Марина и раньше замечала, что ей не дает покоя вопрос о том, как же именно новоявленная Женькина подруга делает свои деньги, но спросить она решилась только сегодня. Но это только лишний раз убедило Коваль в том, что расслабляться не стоит. Она встала из-за стола и взяла тазик, чтобы помыть посуду, но бабка отняла:
– Сиди уж, а то ногти-то поиспортишь свои, ишь, красотища какая! – Да, маникюр она подправила, успела, и длинные черные ногти были покрыты поверх лака еще и тонким слоем серебристых блесток, как дымкой. – Иди на улицу, покури, да спать пора укладываться, ночь уж давно.
И точно – было темно и тихо, только в соседнем дворе поскуливала собака да где-то дальше по улице было слышно, как поют под гармошку. Надо же – вон люди как умеют, не разучились. Марина села на лавку, вытянув ноги и закинув голову так, чтобы было видно звездное небо, и задумалась. Интересный зигзаг выписала жизнь – сидит Коваль в деревне на лавке, в простом сарафане, рядом лежат два огромных пса, и никаких телохранителей, никаких джипов – ничего, только вот это темное звездное небо над головой…
Она сидела в этой позе довольно долго, не решаясь шевельнуться и разрушить свою нирвану. Вышедшая на крыльцо баба Настя по-своему истолковала ее выражение лица и застывшую фигуру:
– Что, дочка, об Женьке задумалась? – Она погладила Марину по голове старческой рукой с чуть искривленными ревматизмом пальцами. – Ты за него шибко не убивайся, он, шалопутный, себя в обиду не даст. С мальства такой был – чуть что, сразу в драку. Ох, как просила я Наталью, невестку-то, мне его оставить, когда она снова замуж собралась! Да где там! Ни в какую не уступила, в город увезла, а там он окончательно свихнулся. Одного не пойму – где он с тобой-то встретился, ты девка видная, навряд ли с такими, как он, общалась. И не ври-ка ты мне, девка, – вдруг серьезно сказала бабка, глядя в упор такими же, как у Женьки, серыми глазами. – Я хоть и старая, а все ж телевизор-то смотрю иногда. Ты ведь та самая Коваль, про которую что ни день, то новая история.
– Что значит «та самая»? Да, я Коваль, и что это меняет, баба Настя? – Марина закурила, поежилась – стало вдруг холодно, или это от волнения? – Разве я плохо отношусь к Женьке или к вам? Разве я вас чем-то обидела?
– Не в том дело. Просто не по себе сук рубит внучек мой, вот что. Разве ж пара он тебе, уголовник-то? – вздохнула бабка, разглаживая на коленях юбку.
– Да все равно мне, баба Настя, – взяв ее за руку, сказала Коваль. – Ведь я с первого дня знала, кто он, и это меня не оттолкнуло. Ведь человек он неплохой, просто жизнь так сложилась. За то, что сделал, уже отсидел, ведь так? А кто я, чтобы его судить? Мне только одно важно – что за меня он подставлял свою голову много раз, и сейчас тоже подставил. И я не брошу его ни за что. Да, замуж за вашего внука я не собираюсь, потому что был уже у меня муж, один на всю жизнь, но и с Женькой мы уже много лет вместе, он родной мне. Я очень не хотела, чтобы вы знали, кто я, но раз уж вышло так, может, оно и лучше. Если вам неприятно то, что я сказала, я уеду к себе.
