– Понял…
– Вот и прекрасно. Пока я гуляю, позвони Мирзе, пусть подъедет, – распорядилась она, отворачиваясь. – И не сиди в майке – холодно.
Татарин Мирза был «старшим», возглавлявшим одну из пяти подконтрольных Марине организованных групп – своего рода «отрядов быстрого реагирования», способных в короткий срок собраться с оружием и выполнить любую задачу.
– Зачем тебе Мирза? – удивился Женька, не трогаясь с места.
– Не понимаешь? Я не могу отправить на точку Ворона русских – все сразу полетит к чертям, весь мой план! А Мирза со своими как раз подходит. Мне же не нужны все его люди, пусть даст человек пять, да плюс Данила, Мишка и Аскер. Данила за старшего пойдет. – Марина вынула сигареты, покрутила пачку в пальцах, но, передумав, убрала обратно. – Ты подумал, на что нацелимся?
Хохол помолчал немного, что-то прикидывая, потом изрек:
– Авторынок.
– Рехнулся? – удивленно вздернула брови Коваль. – Я же сказала – ущерб должен быть небольшой, а на авторынке – как ты себе это представляешь?
Хохол покачал головой, давая ей понять, что она опять не все выслушала и делает поспешные выводы:
– Смотри – авторынок поделен на зоны. Есть место, где стоят путние тачки, есть – где лохи-обыватели свои «москали» и «Волги» толкают. А есть – где стоят «темные» машины, «утопленники», «перевертыши», просто «конструкторы», понимаешь? Эти тачки настолько левые, что только дурак может купить их, потому что ему перекупы мозги запудривают отличным внешним видом. Это называется «накрасить губы». Ну, когда из никчемной тачки делают конфетку, моют, чистят, полируют так, что она блестит лучше новой. И рассмотреть такую машину как следует перекупы ни за что не дадут, под любым предлогом. И по итогу, купившись на внешний вид, лох приобретает себе груду железа, которое сможет только выехать с авторынка. Ну, как максимум с месячишко прослужить своему горе-хозяину, а потом – все, стопор. И ни один автосервис ничего не сделает.
– Ты, смотрю, не напрасно в Кузнецовском сервисе трешься, научился! – поддела Марина. – Ну, хоть что-то… И дальше?
– А дальше – вот на эту зону и надо налететь. То, что там стоит, цены в принципе не имеет, понимаешь? Покорежить пару-тройку таких тачек – и дело в шляпе. Ну, для красоты и натуральности можно подломить пару нормальных машин, чтобы сомнений не вызвать. – Хохол поежился – было прохладно, а он так и сидел в одной футболке. – Перекупы платят за «крышу» Ворону, к нему и кинутся, как беспредел начнется, потому что в ментовку им самим нельзя – а ну как проверят, что за машины? Вот и сама смотри.
– Отлично, – Марина посмотрела на него даже с некоторым уважением. – Это ты правильно говоришь… так, все, марш домой, звони Мирзе, а мы еще погуляем минут двадцать.
В успехе своего мероприятия она теперь почти не сомневалась.
Через неделю к Марине прямо домой ввалился Ворон. Его перекошенное лицо красноречиво свидетельствовало о том, что Маринин план был реализован на все сто.
– Нет, ты только прикинь – эта бацилла горная оборзела, в натуре! – опускаясь в мягкое кресло в каминной, сообщил Ворон. – Налетели вчера на мой рынок, козлы! Девять машин замесили, девять! А там и «бэха» была, и два джипа, и по мелочи еще… Перекупу одному руку сломали, остальных просто отволохали…
– А ты с чего решил, что это горцы? – спросила Коваль, демонстрируя свою заинтересованность и желание помочь в решении проблемы.
– А ты думаешь, мои люди дураки и не в состоянии отличить своих от чужих?
«Думаю, да, более того, убедилась в этом лично, но тебе об этом знать совершенно незачем!» – улыбнулась про себя Марина, а вслух сказала:
– А ведь я тебя предупреждала, Миша… Женская интуиция – вещь страшная.
Ворон потер пальцами переносицу, пробурчал что-то себе под нос, а потом вздохнул, признавая свою неправоту:
– Да, надо было сразу тебя слушать. Говорят ведь, что ты опасность за версту чуешь. И что теперь делать станем?
– То есть, когда проблемы появились у тебя, ты заговорил о нас, как о едином целом? – уточнила Коваль, сделав упор на слово «у тебя». – А когда они появились только у меня, смысла вмешиваться ты не видел, так, Миша? Хороший, однако, вариант!
Ворон посмотрел на нее удивленно:
– И что – ты откажешься объединиться и заявить Бесу протест? Не поможешь мне предъявить этому оборзевшему молодому отморозку?
– А смысл? – пожала плечами Марина. – Ты ведь отказался мне помочь, когда я этого просила.
Воцарилось молчание. Ворону даже в голову не приходило, когда он ехал в этот дом, что Наковальня откажется помочь, тем более что и ей самой это было выгодно. Причем ее неприятности были куда крупнее, и под угрозой была не только жизнь ее любовника Жеки, но и жизнь невесть откуда взявшегося сынишки. И вдруг строптивая баба с таким равнодушием отмахивается от предложения объединиться. Голова Ворона лихорадочно работала, стараясь придумать какой-то совершенно убойный аргумент, чтобы убедить Марину. Коваль же спокойно курила сигарету, покачивая ногой в сабо на невысокой шпильке, и разглядывала мрачнеющее с каждой минутой лицо собеседника.
– Да ты пойми, Наковальня, если сейчас мы с тобой не дадим понять Бесу, что мы против того, чтобы он поддерживал этого Ашота, то дальше нам придется вообще глотать все, что Бес решит, – горячо заговорил Ворон.
Марина для вида поломалась еще немного, но так, чтобы не перегнуть палку и не унизить Ворона уж очень сильно. Мужское достоинство следовало пощадить… Решили, что сразу по приезде Гришки из-за границы они вдвоем нанесут ему «официальный визит» и постараются отговорить связываться с молодым нахалом Ашотом.
…Ночью, лежа в объятиях Хохла, Коваль про себя думала о том, что, в принципе, конечно, она нарушила все правила, подтолкнув Ворона к решению собственной проблемы таким путем. Но, с другой стороны, разве вся ее жизнь не есть отрицание этих самых правил? Разве то место, которое она занимает, могло принадлежать ей? Разве правильно, что она, совершившая в своей недолгой жизни столько всего, живет, а ее муж – нет? Даже сына она заполучила не совсем законным путем… Но разве ему лучше было бы у пьющей бабки или в детдоме? А теперь у него есть шанс вырасти нормальным человеком, получить ту любовь, которой он никогда не увидел бы во всех этих казенных заведениях. Да и будущее… Какое будущее у воспитанника детдома? В лучшем случае какая-нибудь не слишком престижная и хорошо оплачиваемая профессия, угол в коммуналке и неизбежный алкоголизм. А в худшем – зэковская роба, заборы, вышки с часовыми и колючей проволокой. Хохол иногда рассказывал о том, что многие из тех, с кем ему выпало отбывать срок, вышли именно из детских домов, где росли как волчата, привыкая с детства добывать себе самостоятельно кусок свободы и минимальные материальные блага. И чтобы сын Малыша пошел этим путем… Да ей, Марине, прощения за это не будет. Значит, это не преступление – забрать ребенка туда, где он будет нужен и любим? Кто бы ответил…
