Но ей было не до Женькиных восторгов, она чувствовала, как стучит в висках и подкатывает тошнота.
– Только бы отец не забыл встретить – на такси просто не доеду! – заявила Марина, но отец был пунктуален – она увидела его сразу, едва переступила порог аэровокзала.
– Мариша, детка! – Он бросился к ней, и Марина оказалась в его объятиях. – Господи, опять похудела! – Отец поставил ее на ноги и чуть отстранил от себя, разглядывая.
– Папа, ну что ты! У меня все хорошо, правда. Смотри, вот мой сын…
Отец сделался каким-то суетливым, глаза его увлажнились, а руки едва заметно подрагивали, когда он осторожно принял у Хохла маленького Егора.
– Ну здравствуй, внучек, вот ты какой…
Егор надул губы, собираясь зареветь, но Марина погрозила ему пальцем:
– Что за фокусы? Даже не вздумай!
– Не ругай его, Мариша, – сразу вступился отец, ловя маленькую ручку в красной рукавичке и пожимая ее. – Он просто еще не познакомился с дедом, да, Егорка? Ничего, мы с ним подружимся, я и подарок ему приготовил, дома ждет.
– О, ну тогда точно подружитесь! – с сарказмом сказала Коваль, беря отца под руку. – Это самое меркантильное существо мужского пола, которое попадалось мне на пути.
Отец и Хохол засмеялись, а сын обиделся, точно понял, что смеются над ним, и отвернулся от Марины.
Получив багаж, они направились к стоянке, где отец оставил свою «Вольво». Всю дорогу до дома Коваль просидела, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза, и Женька, моментально догадавшийся о причине, полез было в карман за таблетками, но она пробормотала:
– Не надо… потерплю… – И он только чуть сжал ее пальцы, словно давая понять, что он рядом.
– Тебе что, плохо, детка? – озабоченно спросил отец, усаживаясь за руль и глядя в зеркало.
– Все нормально, Виктор Иванович, – вместо Марины откликнулся Хохол, снимая капюшон с головы Егорки и развязывая шапочку. – Это у нее после операции такое, нет-нет да и всплывут последствия. Приедем, поспит, отдохнет – и все наладится.
Женькины слова не вселили в отца оптимизма, он сокрушенно покачал головой и завел машину. Егорка пытался дотянуться рукой до Марининых волос, выбившихся из-под шпильки, но Женька не дал, отвернув его к окну и начав что-то тихо рассказывать. Но сын не желал смотреть в окно один, ему непременно нужна была Марина, и он стал выгибаться в Женькиных руках, подвывая и начиная плакать.
– Сынок, не тронь маму, я тебя прошу, – уговаривал его Хохол, но бесполезно, мальчик никак не желал слушаться.
– Папа, нет! Мама! На, на! – и разразился таким ревом на всю машину, что у Коваль в висках заломило с утроенной силой.
– Да не ори! – Женька встряхнул его, и она вмешалась:
– Дай его сюда.
– Прекрати потакать каждому его капризу! Ишь, он решил, что так будет! Нет, будет так, как я скажу! – Хохол повернул Егорку к себе лицом и уставился тому в глаза. – Ты меня понял?
Егорка мгновенно замолчал, только всхлипнул обиженно, выпятив нижнюю губу.
– Я не слышу – ты меня понял? – Но в ответ не раздалось ничего, и Женька засмеялся: – Нет, ты точно сын Коваль! Только она никогда в жизни не признает, что не права!
Марина никак не отреагировала на этот выпад, протянула руки к сыну, и он перебрался к ней, прижался тихо, как мышонок, и только глазенками сверкал в сторону Хохла.
Доехали быстро, отец припарковал машину у подъезда и забрал у Марины Егора. Она выбралась на улицу, вдохнула прохладный влажный воздух, чувствуя, что голова болит еще сильнее и лучше бы поскорее прилечь, пока совсем не расклеилась. Поднявшись в лифте, они оказались перед дверью квартиры, и тут ждал сюрприз – на площадке, прямо возле лестницы, на корточках сидел брат, абсолютно пьяный и какой-то раздрызганный. Подняв мутные, ничего не видящие глаза, он медленно встал на ноги и двинулся к Марине:
– О… королева зэковская приехала! Радость-то у нас какая, да, пап?
Женькина рука преградила ему путь, заставив остановиться. Это разозлило Дмитрия, он пьяно шатнулся в сторону Хохла и зашипел:
– Руки! Руки свои держи так, чтобы ко мне не прикасаться, ты, бычьё татуированное!
– А ну-ка прекрати! – жестко сказал отец, безо всякого почтения схватив генерала за воротник куртки и встряхнув, как нашкодившего кота. – Ты пьян, иди проспись!
– Ну еще бы! У тебя вон дочь приехала, куда мне-то!
Коваль во все глаза наблюдала за пьяным куражом, абсолютно не понимая, что происходит с ее братцем, при чем тут она и ее приезд. Отец тем временем отомкнул дверь квартиры и подтолкнул Марину внутрь, а за ней и Женьку с чемоданами.
– Проходите, Мариша, я сейчас.
Он прикрыл дверь, и Марина услышала звук пощечины:
– Это тебе за то, что ты посмел в таком виде ко мне явиться. И за то, как ты ведешь себя с Мариной. Убирайся.
– Я тебе запомню это, отец.
На лестнице раздались шаги – брат ушел, а отец спокойно вошел в дом, захлопнув дверь.
– Папа… – начала Коваль, но он не дал договорить:
– Мы не станем это обсуждать. Женя, не держи зла на пьяного, ладно? – Отец повернулся к Хохлу, снимавшему с Марины шубу, и тот молча кивнул. – Он проспится и сам поймет, что натворил. Мариша, тебе прилечь надо, ты бледная совсем.
Он увел ее в маленькую комнату, Коваль опустилась на диван, не в состоянии даже поднять руки и расстегнуть пуговицы на кофточке. Отец понял, что ей нужна помощь, позвал Женьку, взяв у него Егора.
– Идем-ка, внучек, посмотрим, что тебе дед купил.
Женька сел рядом с Мариной, взяв ее руку в свою, осторожно подул в лицо, взметнув челку вверх.
– Ну что, котенок, давай раздеваться? – Она промолчала, и Хохол аккуратно снял с нее одежду, уложил и укрыл пледом. – Поспи, ладно? Может, таблетку?
– Неси…
Обезболивающее в комплексе со снотворным сделало свое дело, и Марина уснула, свернувшись под мягким клетчатым пледом.
– Мамуя… – Она почувствовала теплое молочное дыхание Егорки и открыла глаза – сын стоял перед диваном и заглядывал ей в лицо.
– Хочешь ко мне? – И он шустро шмыгнул под плед, обняв Марину за шею горячими ручками. – А ты не спал? – Она подула на его темные завитки на макушке, погладила по спинке. – Не спал?
– Нет!
– А папа где?
– Там! – Егорка показал пальчиком на дверь и снова спрятался под пледом.
Она очень любила такие вот моменты, как сейчас, когда сын прилипал к ней намертво, становясь как бы частью ее. Марина отчетливо понимала, насколько он зависим от нее, от ее образа жизни и что только она в состоянии защитить и уберечь его от неприятностей. Егорка тыкался носом ей в шею и сопел довольно, получив маму в свое полное распоряжение, и Марине захотелось продлить это ощущение, побыть с ребенком как можно дольше, до тех пор, пока непоседливый малыш сам не решит заняться чем-нибудь другим.
