– Ты… ты… тварь, сука, чтоб ты сдохла, тварь!
Коваль обалдела, попыталась встать, но он не дал, пнул ногой в живот, она скорчилась и снова упала. От ворот бежали охранники, отец и Хохол, но Димка, казалось, не понимал, что делает, он снова подскочил к Марине и, рывком подняв на ноги, врезал по щеке так, что она на какой-то момент ослепла от боли.
– Сука… нашлась на мою голову! Почему ты не сдохла еще тогда, в детстве?! Какого хрена… ты влезла в нашу семью?!
Продолжить вдохновенную речь ему не дал Хохол, с размаху ударивший Дмитрия кулаком в печень и заставивший того сложиться пополам.
– Ах ты, фраер в погонах! Вы только это и можете – женщину ботинками пинать, мужику-то врезать очко бы сыграло?!
– Женя… не смей… – прохрипела Коваль, видя, что он заносит руку для очередного удара. – Не смей, я запрещаю…
Отец наклонился над ней, вытер кровь с разбитых губ:
– Мариша, детка… – Но она оттолкнула его руку, пытаясь встать на ноги:
– Пусти! Что происходит?! Отпустите их! – велела Марина охранникам, скрутившим Димку, а заодно и Хохла. – Мне объяснит кто-нибудь, в чем дело?!
– Ты… ты еще спрашиваешь… в чем дело… – прохрипел Димка, корчась от боли в боку. – А кто моего сына сманил в этот чертов город?! Скажешь, не из-за тебя он сейчас в больнице?! Все ты со своими бандюками… Тварь, только ты виновата!
– Следи за базаром, мусор! – взвился Женька, пытаясь вырваться из рук мгновенно заблокировавших его Севы и Гены. – Да отпустите вы меня!
Отец метался между сыном, дочерью и ее любовником, пытаясь как-то урезонить всех троих, но на него никто не обращал внимания. Коваль вытерла сочащуюся из губы кровь тыльной стороной перчатки и зло посмотрела на брата.
– Давай, обвини меня во всех грехах! Это очень удобно, Дмитрий Викторович, – найти козу отпущения и валить на нее все! Еще скажи, что я виновна в твоем разводе!
– Заткнись лучше про это, лярва чертова! – рявкнул он. – Шлюха, вот ты кто! Беспринципная, развратная сучка!
– Дмитрий, опомнись, что ты говоришь?! – с ужасом проговорил отец, но Димка бешено глянул на него.
– Да ты-то хоть не лезь! Тоже хорош – надо было в молодости головой думать, а не причинным местом, чтобы вот такие твари на свет не появлялись! Еще и фамилию нашу носит!
И тут Хохол сделал что-то немыслимое, высвободившись из рук державших его охранников, и только Маринина реакция спасла Дмитрия от смерти – уж что-что, а всадить финку по рукоятку Хохол успел бы… Но она ринулась наперерез, и тонкое лезвие рассекло кожу куртки, обожгло левый бок и застряло в толстом слое цигейки где-то под рукой. Коваль осела на снег, и вокруг стало расплываться красное пятно – порез был глубокий, болезненный, финка пропорола мышцу между ребер… И эта кровь на белом снегу словно отрезвила всех – Хохол взвыл, хватая Марину на руки и крича на весь двор:
– Валерку сюда, быстро! Севка, в машину и гони в город, без доктора не возвращайся! – И, обращаясь уже к ней: – Маришка, девочка, как ты? Зачем полезла на перо, дурная? Ведь я мог тебя… сам, своей рукой… котенок… – Он прикоснулся губами к ее щеке и понес в дом.
За ним бегом бросился отец, успевший, однако, довольно сильно ударить по лицу Дмитрия, рухнувшего на колени рядом с тем местом, где снег был залит Марининой кровью. Он стоял в этой позе очень долго, до тех пор пока Данил и Гена силком не подняли его и не отвели в дом, налив стакан водки, чтобы привести генерала в чувство. Хохол уложил Марину в спальне, разрезал окровавленный свитер и осмотрел рану:
– Елки, глубоко… Хорошо еще, что не в легкое, мышцу только располосовал… Зачем ты полезла, можешь сказать?
– Ты не понимаешь… – прошептала она плохо слушающимися губами. – Не понимаешь…
– Да не могу я этого понять! – перебил Женька, закрывая рану большим куском марли, поданным Дашей. – Он поднял на тебя руку, он – мужик, мент, – на женщину, на сестру! Если бы не ты…
– Прости меня… – раздался в дверях голос Дмитрия – брат стоял в проеме, ухватившись за косяки и виновато глядя на Марину.
– Уйди! – рявкнул Хохол, вскакивая, но она поймала его за руку:
– Перестань…
– Маринка, он прав – я сволочь… – Димка попытался сделать шаг в сторону кровати, но дорогу ему преградил отец.
– Уходи, Дмитрий, сейчас не время выяснять отношения. Женя, что же доктора нет так долго?
– Город не близко, Виктор Иванович.
– Папа… не волнуйся… я не умру таким образом… – с трудом выговорила Коваль, облизывая пересохшие губы. – Это… не мой стиль…
– О, господи, да замолчи ты! – с досадой произнес Хохол, смочив ее рот салфеткой. – Еще и острит!
– Так, и что за панихида? – раздался голос Валерки, почти бегом ворвавшегося в комнату. – Все лишние – вон! Хохол, ты – первый на марше! Я кому сказал? – видя, что Женька не собирается уходить. – Не мешайте работать!
Когда все вышли, Валерка закрыл дверь, неспешно достал из чемоданчика халат и перчатки, натянул все это и приблизился к Марине:
– Ну что? Опять нарвалась? – Он покачал головой, осматривая рану. – Кто тебя так?
– Никто…
– Ага, я так и понял – консервы ножом открывала, порезалась немного, – невозмутимо согласился Валерка, делая анестезию. – Сейчас шовчики наложим, капельницу поставим… Вот так, терпи, терпи… Да, больно, я знаю… Терпи, моя умница, уже почти все… Ну вот, смотри, я и руки уже убрал. – Он продемонстрировал ей свои руки в окровавленных перчатках. – Видишь, не трогаю тебя больше.
Коваль с трудом подняла правую руку и вытерла слезы.
– Женьку… позови…
– Сейчас позову, он, поди, и не уходил никуда, под дверью сидит.
Хохол вломился так, словно опаздывал на поезд, кинулся к постели:
– Котенок, как ты? Все в порядке?
– Нормально, Жека, не волнуйся, – ответил Валерка, убирая в чемоданчик свои вещи. – Но я тебя прошу – ей покой нужен, не дергайте девушку. Что произошло-то у вас?
– Маленькая семейная драма. Не лезь, – отрезал Женька, не отрываясь от Марининого лица. – Ей нужно что-то? Ну в смысле, лекарства там, капельницы?
– Нужно. Я буду приезжать.
– Если ничего сложного, то можешь объяснить все Генке, он умеет.
– Как хочешь, – пожал плечами Валерка. – Мне же проще. Да сиди, не заблужусь, – махнул он рукой, видя, что Женька собирается провожать его.
Коваль закрыла глаза, вдруг ощутив усталость во всем теле и боль в боку, и от Женьки не укрылась ее страдальческая гримаса.
– Больно?
Марина молча кивнула, и он пошел вниз за таблетками.
«Вот тебе и вернулась домой – уж откуда не ожидала неприятностей, так это от собственного брата, а зря, оказывается… Он не простил мне того, что случилось с Колькой, но, возможно, я на его месте поступила бы так же, если еще не хуже».
