– Послушай, у меня есть одно дело, важное. Ты посиди тут, поскучай еще немножко. А мне нужно съездить кое-куда.
– Куда? – как попугай повторил Сергей.
– Потом расскажу.
Возлагая на предстоящую беседу с Дворжецким большие надежды, я все-таки остерегалась загодя делать прогнозы. Чтобы не вселять ожиданий, которые впоследствии могли и не оправдаться, я не хотела сообщать Сергею о своих планах.
Выгорит, тогда и расскажу. А если не выгорит, то и говорить не о чем, не стоит и время тратить.
Если бы я могла знать, насколько схожи наши с Сергеем мысли по данному вопросу и насколько одинаковые мы строим планы, я, конечно же, в самых подробных деталях сообщила бы ему, что собираюсь делать. Но ничего такого не зная, я предпочла умолчать. И тем самым спровоцировала его на рискованную и безумную выходку, чуть было не закончившуюся трагедией.
– Это часа на два, наверное. Или чуть-чуть поменьше, – торопливо говорила я, снова пряча за пояс револьвер и проверяя надежность креплений на щиколотках. – В общем, не скучай.
Улыбнувшись на прощание, я выпорхнула из гостиной, очень довольная тем, что сегодня могу как нормальный человек выйти в ворота, а не корячиться, передвигаясь на полусогнутых в тени деревьев.
– Я на такси, – одарив очаровательной улыбкой теперь уже Игоря, выглянувшего из окошечка, проговорила я. – Машина на стоянке, нужно пригнать ее.
Он понимающе кивнул, нажал какую-то кнопку и распахнул для меня калитку, которая, как выяснилось, тоже открывалась автоматически, как и ворота.
Дойдя до опушки, где среди деревьев провел романтическую ночь «Фольксваген» Лики, я осмотрела машину, убедилась, что все в полном порядке, завела движок и направилась к выезду из поселка.
Городские трассы и сегодня, как и в любой будний день, представляли собой месиво едущих чуть ли не по головам друг друга автомобилей. Чтобы успеть в «Лагуну» к назначенному часу, я довольно-таки беспардонно маневрировала, обгоняя и подрезая соседей.
Стратегия оказалась удачной. В пять минут первого я уже входила в гостеприимный зал не самого дешевого в нашем городе заведения.
Дворжецкий был на месте. В момент моего появления перед ним как раз расставляли фигурные мисочки с салатами.
Раньше мне не доводилось встречаться с ним, и, признаюсь, по дороге в кафе я слегка беспокоилась, смогу ли определить, кто именно из присутствующих мне нужен. Но, оказавшись здесь, я сразу поняла, что беспокоилась напрасно.
Солидный и важный, огромный, как шкаф, он выделялся на фоне немногочисленных в этот час посетителей, к тому же ни перед кем больше так не суетились и не заискивали официанты.
– Анатолий Константинович? Добрый день, – вежливо проговорила я, подходя к столику. – Я Евгения, это со мной вы вчера беседовали по телефону.
– Да знаю уже, – сморщившись, как от жужжания надоедливой мухи, ответил Дворжецкий. – Садитесь. Что вам заказать?
– Спасибо, я сама себе закажу, – не желая принимать подарки от человека, вчера еще намеревавшегося меня убить, сказала я.
Бросив острый взгляд в мою сторону, Дворжецкий снова опустил глаза в тарелку с салатом и по-деловому отчеканил:
– Если не ошибаюсь, вы хотели со мной поговорить о чем-то? У вас десять минут.
– Отлично, – с таким видом, как будто лучшей новости мне не сообщали за всю жизнь, отозвалась я. – Я хотела беседовать о Сергее. Сергее Антонове.
С таким же успехом я могла назвать имя Анны Павловой, Филиппа Киркорова, пса Шарика и любое другое, не имевшее непосредственно к Анатолию Константиновичу Дворжецкому никакого отношения.
Никак не отреагировав, он продолжал равнодушно хрустеть резаной капустой, с отсутствующим видом уставившись в стол.
Поняв, что вежливостью и деликатностью здесь не много возьмешь, я решила действовать смело и называть вещи своими именами. Путь правды, как говорится, самый короткий. У меня ведь всего десять минут.
– Да, о Сергее Антонове, которого неизвестно по какой причине вы решили обвинить в смерти своего сына, хотя в действительности он не имеет к ней ни малейшего отношения. Все обстоятельства дела, которые, как я понимаю, вы не потрудились даже выяснить, свидетельствуют о том, что у Стаса была возможность затормозить задолго до того, как он приблизился на опасное расстояние к переезду. Мало того, есть даже люди, видевшие это и готовые это подтвердить. Но вы не желаете ничего слушать, а вместо этого преследуете ни в чем не повинного человека, совершая в отношении него противоправные действия. Пользуясь своими знакомствами, вы нанимаете людей, обученных специальным приемам, и заставляете их подкладывать бомбы, стрелять из кустов и осуществлять нападения иного рода, преследуя нас на воде и на суше. И все это для чего? Для чего, Анатолий Константинович?! Чтобы сжить со свету такого же юнца, как и ваш сын? Парня, у которого молоко еще на губах не обсохло, который жизни-то и не нюхал, – его вы преследуете, привлекая спецназ? Хотите, чтобы еще одна семья понесла утрату? Чтобы кто-то точно так же страдал от горя, чтобы чье-то сердце так же разрывалось, как ваше? Да если бы Сергей трижды был виноват во всем, в чем вы его обвиняете, то и тогда вы были бы не правы, поступая так. А он не виноват. Подумайте сами: ваш сын врезался на своей машине в пятый вагон уже давно идущего через переезд поезда. Что это может означать? Только то, что, когда на переезде находился первый вагон, то есть когда было уже понятно, что на него въезжать не стоит, Стас был еще далеко. У него было время сориентироваться и вовремя остановиться. И в том, что он не сделал этого, нет никакой вины Сергея. Так за что же вы хотите убить его? Просто потому, что вам плохо? Тогда возьмите автомат, выходите на улицу, да и косите налево и направо. Мало ли у людей грехов? Все мы в чем-нибудь да виноваты. Кто-то нахамил, кто-то обманул. Так расстреляйте нас всех, чего церемониться! Авось полегчает.
Увлекшись своей прочувствованной речью, я как-то совсем упустила из виду эмоциональное состояние собеседника и обратила на это внимание уже тогда, когда, пожалуй, было несколько поздновато.
Лицо Дворжецкого попеременно становилось то белым, то багровым. Наконец, еле сдерживаясь от ярости, он сипло прошипел:
– Послушай-ка ты, проповедница. А не пошла бы ты отсюда подальше? Всякая тварь учить меня будет. Ты кто такая, вообще? С улицы пришла.
Поняв, что слегка перегнула палку, я снизила тон и снова заговорила мягко и доверительно:
– Анатолий Константинович! Никто не собирается вас учить. Я просто пытаюсь донести до вашего сознания, что не всегда можно вот так вот безапелляционно назвать виноватого. Вы несправедливы. Именно поэтому задуманная вами месть до сих пор не удалась. И не удастся. Более того, если вы намерены продолжать в том же духе, то и мы со своей стороны примем меры. Я уже говорила вам, что есть свидетели, готовые подтвердить невиновность Сергея. Точно так же существуют люди, способные засвидетельствовать вашу вину.
