– Ошибочка вышла, – с издевкой сказал… он даже не мог определить кто – Арон или Влад.
Она не ответила. Вместо этого показала на его окровавленную рубашку и усмехнулась:
– Скверная рана… кровит?
– Уже нет.
– Я думаю, ты умираешь, Арон.
Влад посмотрел на нее тяжелым, полным ненависти взглядом:
– Ты тоже.
Она покачала головой:
– Я в порядке. Я буду жить долго. Кто же будет заботиться о наших владениях?
– Придется этим заняться твоим сыновьям, а если…
Он хотел продолжить, но тут снизу послышались тяжелые, глухие удары.
Он не обратил внимания сначала – старый люк в полу. Но теперь этот люк вздрагивал, будто кто-то хотел выбить его снизу.
Он двинулся к люку, но не успел. Люк с грохотом открылся, и Каспер вместе со стулом полетел вниз.
Он смотрел на люк на две секунды больше, чем следовало, и не видел, как Вероника вскочила и ногой сшибла ближайшую керосиновую лампу.
Керосин вспыхнул. Вероника бросилась к нему, зажав в руке, как финку, шариковую ручку, и со всех сил воткнула ее в живот. В рану.
Это было как удар током. Нестерпимая, оглушительная боль пронизала все тело.
Арон с грохотом выронил карабин и постарался нащупать ручку, выдернуть ее из раны, но Вероника бросилась на него и прижала к стене.
– Тебе конец! – прошипела она.
Он из последних сил покачал головой. Арону Фреду может, и конец. Но Влад был еще жив. Влад из последних сил навалился на Веронику, протащил ее пару метров и впечатал в стену.
– Пусти! – Она визжала и царапалась.
Со стороны это было похоже на нелепый, гротескный танец.
Керосин разлился по полу, и доски начали гореть. Краем глаза он заметил, как горячим воздухом лист бумаги с ее признанием подняло в воздух, и теперь он кружил над горящим полом.
Ударил мощный порыв ветра. Мельница качнулась еще сильней и с душераздирающим скрипом накренилась, как тонущий корабль.
Упала и вторая лампа. Керосин вспыхнул с нереально тихим хлопком.
Арон закрыл глаза и отпустил Веронику.
Мир закачался и погас.
Вот теперь конец, успел подумать он.
Герлоф
– Ловите! – крикнул Герлоф.
Люк открылся.
Ему было не успеть. И Ион, не ожидавший такого успеха, так и остался стоять с камнем в руках.
Юнас, вытянув руки, бросился вперед, и ему удалось если не поймать кузена, то, по крайней мере, смягчить падение. Падать было невысоко, чуть больше полутора метров, но Каспер связан, и кто знает, чем могло бы кончиться. Юнас схватил его под мышки и потащил прочь от мельницы. Вместе со стулом.
Сверху доносился тяжелый топот, потом женский вопль.
– Они там дерутся! – крикнул Ион.
Шаткое строение сотрясали порывы ветра. Оно все сильнее раскачивалось из стороны в сторону, как старый, отживший свой век дуб.
Остаток жизни старой мельницы исчислялся секундами.
Цоколь заскрипел и с душераздирающим хрустом треснул.
– Ион, уходи! – крикнул Герлоф.
Он понял, что сейчас произойдет.
Ион так и стоял под мельницей с камнем в руках. Услышав крик Герлофа, он очнулся и двинулся в сторону.
Герлоф тоже попятился – мельница могла рухнуть и на него. Но ноги почти не двигались, будто он шел по холодцу.
– Ион! – опять крикнул он.
Мельница начала падать. Крик, звон бьющихся стекол, в бойницу надстройки вырвались языки пламени.
Лампы, вспомнил Герлоф слова Юнаса. Керосин.
Послышался омерзительный предсмертный скрип выдираемых ржавых гвоздей, и мельница упала, кроша остатки когда-то красивых, ажурных крыльев.
И Герлоф упал.
На ветру огонь вспыхнул с новой силой, послышалось зловещее потрескивание, как при настоящем большом пожаре.
Из-под обломков выползла женская фигура. Вероника ползла с трудом, наверное, сломала что-нибудь. Так и не встала на ноги. Медленно, с трудом ползла по траве, даже не оглянувшись на своего сына.
Герлофу вдруг стало холодно.
Йон…
А где Арон Фред?
Возвращенец
Мельница окончила свое стопятидесятилетнее существование. Арона придавило сразу двумя балками. Одна лежала на груди, другая – на ногах. Он не мог пошевелиться. Боль в животе внезапно прошла, но ему было так холодно, как никогда в жизни. Лаже в сибирском лагере.
Он знал, что это конец.
Что за странное проклятие судьбы? Сколько людей в мире гибнут под свалившимися стенами? Тысячная, даже скорее миллионная доля процента. А он повторил судьбу отца… того тоже придавила рухнувшая постройка…
И есть еще одно проклятие… когда это было? Арон мог не задавать себе этот вопрос: он даже сейчас прекрасно помнил когда – тридцать шестой год, в его дежурство. Он, как всегда, обходил территорию лагеря и вдруг заметил у ограды копошащуюся фигуру.
Попытка к бегству.
Он без размышлений снял с плеча мосинскую винтовку, прицелился и нажал курок.
Человек у ограды дернулся вперед и, будто испугавшись колючей проволоки, оттолкнулся от нее, потом нелепо повернулся и упал ничком.
Влад, не торопясь, подошел посмотреть номер – все подобные происшествия должны быть зарегистрированы в лагерном журнале.
Перевернул тело и обомлел.
Это был Свен.
Исхудавшее, поросшее редкой щетиной лицо было совершенно спокойным.
– Правильно сделал, сынок, – прошептал он с усилием. – Не переживай… мне все равно не жить…
Арон в отчаянии закрыл глаза. Он уже тогда знал, что эти слова будут преследовать его всю оставшуюся жизнь.
– Тебя же расстреляли!
– Как видишь, нет, – прошелестел Свен, из последних сил полез в карман телогрейки и достал оттуда круглую деревянную коробку. – Возьми. – Он смотрел куда-то мимо Арона уже закатывающимися, потусторонними глазами. – Возьми… все-таки память.
И умер.
Влад зарегистрировал «попытку к бегству» в журнале и получил от начальника благодарность перед строем – за бдительность и образцовую службу.
Табакерка, доказывающая его родство с Эдвардом Клоссом. Будь оно проклято, это родство… И эта проклятая табакерка…
Он свободной рукой достал из кармана потрескавшуюся, бурую от старости коробку и швырнул ее в уже подкрадывающийся к нему огонь.
