Надеюсь, там им все же полегче было, сказала Соня. Лом – одно название.
Он подумал пару минут и набрал номер Сони.
Она ответила почти мгновенно. Голос запыхавшийся – видно, складывает последние причиндалы.
– Вы еще не уехали?
– Автобус в Каструп через два часа.
Ей сейчас, конечно, не до него.
– Соня, ты сказала одну вещь… значит, семья Фред жила в некрашеном старом доме на берегу и хутор их назывался Рёдторп?
– Да, Рёдторп. Свен Фред взял его в пожизненную аренду у Клоссов. Дом стоял в леске, там, где теперь «Эландик». – Соня помолчала. – Клоссы этот сарай давно снесли, так что и название-то – Рёдторп – мало кто помнит. Все старые хутора исчезают понемногу… один за другим.
– Да… жаль, конечно, но времена меняются. А скажи, откуда такое название – Рёдторп? Красный хутор? Домик-то, ты сама сказала, серый, некрашеный…
Соня засмеялась:
– Уж никак не по цвету… Свен болтал много на мельницах, оттуда и название.
– На мельницах? О чем?
– Как это назвать… агитировал, в общем.
– За что? За что агитировал?
– За социализм. Свен был убежденный социалист, еще с армии. Он срочную службу проходил в Кальмаре, там его и научили всем этим премудростям. Про него даже говорили, что он коммунист.
– Значит, он на мельницах и хуторах занимался агитацией? Политикой?
– Да… можно и так сказать. В тридцатые годы в воздухе куда больше было политики, чем сейчас. Коммунисты, нацисты… дрались беспрерывно, флаги друг у друга рвали. Братья Клосс терпеть не могли все эти политические дела, так что Свен и с ними собачился.
Герлоф прекрасно помнил это время. Он отчасти потому и выбрал профессию моряка – подальше от бесконечных политических лрязг и побоищ. В море не до политики. Ветер, волны и цены на фракт.
– Спасибо, Соня. Извини, что отвлек.
Пожелал хорошо провести время и положил трубку.
С трудом поднялся, взял с полки Сонин альбом почтовых карточек и нашел черно-белую открытку от Арона. Прочитал еще раз, перевернул и посмотрел на белый пароход, стимер, как их тогда называли.
«Кастельхольм» у причала в Гётеборге. Шведские ворота в Америку.
Зрение у Герлофа было получше, чем слух, и он начал внимательно рассматривать картинку. Не столько пароход, сколько сам причал. На заднем плане все размыто – скорее всего, снимок сделан утром, когда еще не улегся ночной туман. Собственно, хорошо виден только сам пароход, несколько деревьев у причала и каменные дома. А где подъемные краны? Он много раз заходил в гавань в Гётеборге и хорошо запомнил поразивший его лес подъемных кранов…
Гётеборг? Нет, это вовсе не Гётеборг. Узнавание пришло мгновенно. Он много раз видел это место.
Он вернулся к столику и набрал хорошо знакомый номер:
– Ну как, Ион, закончил вечерний обход?
– Закончил… Андерс обдирает лодку, пойду помогу. Там работы – сам знаешь.
– А меня возьмете? Я бы тоже помог, если ты меня захватишь.
– Какой разговор?
Герлоф повесил трубку, но тут же поднял опять, поискал в каталоге и набрал еще один номер.
Номер Государственного музея мореходства.
Через четверть часа подъехал Ион. Он торопился, но Герлофу не терпелось рассказать ему о своих достижениях.
Он увлек Иона на веранду.
– Я кое-что обнаружил, – сказал он и потер руки.
– И что же это ты обнаружил?
– Свен Фред, приемный отец Арона, был коммунистом.
Ион поморгал, но не удивился. Слово «коммунист» давно уже не пахло порохом, как в те времена. Скорее плесенью.
– Ты что, не понял? Свен был революционером! И что революционеру делать в США? Там коммунистов не любят. И сейчас не любят, а тогда особенно. И вообще, эмигрантов из Европы в то время не особенно и принимали. После биржевого краха и у самих американцев работы не было, а уж смутьяны и «большевики» им были на дух не нужны.
– Это правда, – сказал Ион. – Но ведь на таможне в Нью-Йорке никто не обязан кричать о своих взглядах?
– Они никогда в Нью-Йорке не были. Посмотри внимательно – разве это Гётеборг? Это стокгольмская гавань!
– Стокгольмская?
Герлоф кивнул:
– Так сразу нелегко распознать… но я пригляделся, и ты посмотри: это же Шеппсбрун! Стокгольм! Старый город. Ни в какую Америку оттуда корабли не ходили.
– Нет. Не ходили. Только в Финляндию. Мы сами с тобой видели, как они стоят под погрузкой.
– Правильно, в Финляндию. Но были и другие направления, подальше…
– «Кастельхольм» челночил в Америку. Лаже на открытке написано: «Шведско-американская линия».
– Шведско-американская линия владела «Кастельхольмом». Это был их пароход. Но это не значит, что он не обслуживал и европейские направления. Я позвонил в Музей мореходства. Пять минут спустя после нашего разговора. Попался какой-то любезный парень, посмотрел в компьютерных архивах – у них же теперь все на компьютерах, старые бумаги пылятся в хранилищах, никто их не трогает. У нас все оцифровано, сказал он. Короче, в начале тридцатых годов «Кастельхольм» обслуживал балтийские направления. В том числе и Ленинград.
Йон внимательно слушал, но вид у него был недоверчивый.
– Арон и Свен никогда не были в Америке. Они поехали в страну, которой уже нет на карте, – в Советский Союз.
У Иона прояснились глаза – только теперь до него начинало доходить.
– Значит, не на запад они двинули… на восток.
– И не только они. И другие шведы. Не так много, но все же. Те, кто мечтал о бесклассовом обществе и всемирной революции.
– И что с ними там было?
– Не знаю… в Советском Союзе беспокойные были времена, а сталинская паранойя с каждым годом только нарастала, так что… все могло случиться… А как, ты думаешь, сложилось у мальчишки? У Арона?
Ион молча пожал плечами.
Герлоф подождал и сам ответил на вопрос:
– Во всяком случае, шофером у Аль-Капоне он не работал.
Разгар лета
Не скажу, чтобы жизнь была хороша,
Жизнь скорее скверна и недужна…
Но и так не скажу – не лежит душа,
Мне не так уж и много нужно:
Ава простых инструмента: угольник и нож, –
Чтоб измерить, что можно измерить,
И отрезать кусок, что отменно хорош,
От плохого. И в это поверить.
Я, конечно, весь мир переделать не прочь,
Но на это не хватит мочи,
Так уж пусть остальное измерит ночь
И кромсают демоны ночи.
Леннарт Шёгрен
Земля обетованная, октябрь 1934
Сапоги прохудились, ноги все время мокрые. Арон стоит по щиколотку в глине перед цепью бараков на опушке ельника.
