Рита присела на лавку. Вполне могла быть его дочерью… Он отогнал эту мысль.
– Балл наверняка узнал, что Пекка погиб, – тихо сказала она. – Он очень любил Пекку Они были, типа, как отец с сыном.
Они помолчали. Возвращенец думал об отцах, сыновьях, о Пекке и Балле, о тысячах, сотнях тысяч, миллионах, миллиардах других… Как они все помещаются на этой земле?
Рита резко и внезапно встала:
– Не стоит нам здесь рисоваться. Надо исчезнуть.
– Этого они и хотят… братья Клосы. Теперь они уверены, что победили.
Рита посмотрела на спокойное море и задумалась.
– Я знаю, что сделать, – сказала она. – Я знаю, что мы можем сделать для Пекки и Валла.
– Вот как?
Она кивнула с неожиданной решимостью:
– Он говорил… он хотел, когда его выгнали из «Эландика»… еще до того, как они с Баллом планировали грабануть лайбу…
– Что-то с Клоссами?
– Отомстить хотел. Хотел, чтобы люди их поганый «Эландик» за версту обходили. Они на этом миллионы потеряют. У него план был…
Возвращенец выслушал ее, поднялся, кивнул и сухо улыбнулся.
– Так и сделаем, – сказал он, не спрашивая деталей.
Герлоф
В начале июля на остров пришла тропическая жара. Солнце появлялось над горизонтом в начале пятого, и к семи утра от ночной прохлады не оставалось и следа. В девять в альваре стояло такое пекло, что даже птицы переставали петь и прятались в тени кустов можжевельника.
Жара. до этого лето было просто очень теплым, а сейчас пришла настоящая жара. Так, во всяком случае, сформулировал для себя Герлоф. Острые, раскаленные лучи словно пригвоздили к земле все, что могло двигаться, – люди искали тень, птицы не летали, над горизонтом дрожало белое марево. И ни ветерка. Разве что на берегу, где над водой все-таки проносился иногда легкий морской бриз – и тут же умирал, наткнувшись на скалистые откосы.
Тут, на берегу, Герлоф и предпочитал проводить время, да и не только он – все жители Стенвика тянулись к воде. Иногда сюда приходи и Ион – лениво водил скребком по бортам лодки или менял подгнившую рейку.
А Герлоф в такую жару работать не мог. Он сидел в тени рыбарни на матерчатом пляжном стульчике, нахлобучив свою старинную соломенную шляпу.
– Мне недолго осталось, – сказал Герлоф.
– Это я слышу от тебя последние тридцать лет.
– Не… я не о том. Дочери приезжают с семьями. Тесновато будет. Придется перебираться в Марнес, в дом престарелых.
– Когда?
– В следующие выходные. Не в эти, а в следующие. Через десять дней, короче.
Ион окинул «Ласточку» критическим взглядом:
– Так быстро не успеем. Еще конопатить надо, шпаклевать, шкурить, красить…
– Знаю, – сказал Герлоф. – Жары бы такой не было… И непонятно, как часто я смогу сюда вырываться. Но мысленно я с вами.
На самом деле мысленно он был совсем в другом месте. Он думал о двух подростках. Арон Фред и Юнас Клосс.
Арон, конечно, уже никакой не подросток, если вообще уцелел в Советском Союзе. Но Герлоф почему-то представлял его подростком.
Хлипкий мальчуган у открытой могилы. Тоже чуть с ума не сошел от страха, услышав стук из гроба. Наверняка. Герлоф вспомнил, как за Ароном пришел отчим – высокий, худой парень. Свен, убежденный коммунист.
И еще один перепуганный мальчишка – Юнас Клосс. Тоже стал свидетелем каких-то сверхъестественных событий. Но Герлоф не был уверен, что единственной причиной страхов были померещившийся ему призрак могильника и жуткие события ночью на корабле. Нет, там было что-то еще. Что-то неладно у него в семье.
Герлоф вернулся в сад – после полудня даже в тени жарило немыслимо. Поставил с помощью внуков большой зонт. Аля него, конечно, хватало, но весь сад не укроешь. Газон уже начал желтеть, трава пожухла. Не уцелеть газону.
Он вытер лоб платком и посмотрел на термометр. Тридцать один. Лаже животные прячутся в такую погоду.
Но не все. Он заметил тень на траве и поднял голову – коршун. Летает кругами над поселком, выискивает грызунов в траве. Лаже не летает – расправил крылья и парит, медленно и беззвучно. Олицетворение абсолютной свободы.
Интересно, радуется ли коршун своей свободе? Никакая это не свобода. Коршун не свободен. Он просто-напросто голоден.
Сформулировав эту философскую мысль, Герлоф понял, что тоже проголодался, и пошел в дом – попить любимого кислого молока с корицей.
И тут зазвонил телефон. У Тильды появились новости.
– Лайбу нашли? – быстро спросил Герлоф.
– Нет… лайбы как не было, так и нет. Ищем. Но в проливе всплыл еще один труп. Судя по одежде, рыбак.
Жара… Вода в проливе теплеет, и утопленники всплывают.
– Из экипажа «Элии»?
– Возможно… им занимается кальмарская полиция. При нем лаже документы нашли.
– Хорошо, – сказал Герлоф. – Я тоже кое-что проверяю. – Он предпочел не заметить осуждающий вздох Тильды и продолжил: – Пробую разыскать того старика с лайбы… американца.
– Шведский американец. Так сказал Юнас Клосс.
– Вот-вот. Только если это тот, про кого я думаю, он в Америке никогда не был. Он эмигрировал в Россию. И зовут его Арон Фред.
– Скажи пожалуйста… мне это имя незнакомо. Лай знать, если найдешь.
– Легко сказать… на острове народу как на ярмарке.
– Это не новость. – В голосе Тильды мелькнула нотка раздражения. Или ему показалось? – Но теперь, когда в деле появился утопленник, мы должны допросить Юнаса Клосса. Допросить по-настоящему, а не так, как тогда.
– В полиции?
– Не обязательно… можно у него дома, там ему будет спокойнее. А вот это вряд ли, подумал Герлоф, а вслух сказал:
– Я тоже хотел бы присутствовать.
– Это вряд ли, – коротко засмеялась Тильда, а Герлоф вздрогнул: она слово в слово повторила его мысль. Но решил не сдаваться.
– Я же могу быть этим… как ты сказала тогда – понятым на допросе? Я помню, ты даже добавила: «Чтобы не нарушать прозрачности».
Тильда помолчала.
– В таком случае нужно одобрение мальчика.
– Не вижу, почему бы ему меня не одобрить.
– И ты при этом должен молчать как рыба. Ни единого слова! И ни с кем потом не обсуждать.
– Это уж можешь положиться.
– Положиться? – повторила Тильда. – На тебя?
Убежденности в ее голосе Герлоф не почувствовал.
Юнас
– У нас сегодня будут гости, Ю-Ко, – сказал дядя Кент.
