Даша засмеялась, похлопала по лежащей на ее плече Марининой руке, потом повернулась и погладила хозяйку по стянутым в тугой пучок волосам:
– Я никуда не собираюсь, Марина Викторовна. Этот дом – родной мне, я тут больше десяти лет работаю. И вы мне не чужая, и Егорка, и Женька... А что ворчу... так это ж не со зла, просто так...
– Что за панихида? – Хохол вошел как всегда неслышно, ущипнул Егорку за щеку и сел рядом с ним за стол. – Ты поел? – Мальчик смотрел на него влюбленными глазенками. – Тогда идите с мамой одеваться.
– Идем, сынулька! – Марина вытащила Егорку из стульчика и понесла в детскую.
* * *
Отключиться от мира и не видеть происходящего, как она делала это всегда, садясь в машину, сегодня не удалось. Егорка то и дело перебирался с рук сидящего рядом с Мариной на заднем сиденье Гены к матери, потом обратно, и так до бесконечности. Хохол пригрозил усадить непоседливого отпрыска в автомобильное кресло, пристегнув ремнями, но в ответ услышал от ребенка лишь категоричное «Нет!», сопровождаемое взглядом исподлобья. Марина улыбнулась, погрозила пальцем сыну и велела Женьке отстать от него.
– Да он тебе все колени отмозолил!
– Ну и что? Он же маленький, ему тяжело все время на одном месте сидеть!
– Совсем распустила! – пробормотал Хохол, отворачиваясь в окно.
...До кладбища оставалось километра полтора, когда Марина вдруг услышала какой-то рев за окном, ощутила холодок внутри и бессознательно прижала к себе Егорку. С «Хаммером» поравнялись два мотоцикла, и буквально через пару секунд боковые стекла осыпались на пол и Коваль рухнула туда же, накрывая собой сына, а сверху на нее упал Гена, придавив обоих. С улицы доносился рев мотоциклов, Хохол по пояс высунулся из разбитого окна и палил из «макарова», матерясь во всю глотку. Машину бросало по дороге, было ощущение, что ею никто не управляет.
– Женя! – рявкнула Марина, толкая в бок закрывающего ее Гену. – Руль! Руль возьми, разобьемся!
Хохол перебрался на водительское сиденье, пытаясь выровнять «Хаммер» и одновременно столкнуть в сторону труп водителя. Гена поднял Марину, усадил на сиденье перепуганного и орущего не своим голосом Егора. У Коваль из простреленного плеча текла кровь, и сын, подняв на нее зареванные глаза, испугался еще сильнее. Хохол тоже кричал что-то, но Марина не понимала его слов. Наконец, устав от творящегося в машине, она заорала так, что все притихли:
– А ну заткнитесь все, на хрен!!! И машину останови где-нибудь!
Хохол повиновался, затормозив на обочине. Второй джип пролетел мимо, не снижая скорости. Коваль зажимала окровавленное плечо рукой, Гена искал под сиденьем аптечку:
– Потерпите, Марина Викторовна, сейчас...
Хохол выскочил из машины, рванул дверку с Марининой стороны:
– Котенок, что, сильно?
Она скривилась:
– Нормально... Возьми Егора, походи с ним, пока Гена меня перевяжет...
Егорка судорожно вбирал воздух, со всхлипом переводя дыхание, и все твердил:
– Мамуя... мамуя...
Женька забрал его, прижал к себе, бормоча что-то на ухо и вытирая мокрые от слез щеки. Гена разрезал рукав водолазки, обнажая рану:
– Марина Викторовна, пуля там, я даже ее вижу. Надо в больницу.
– Не надо – ты не понимаешь, что с огнестрелом меня менты заколебают? Позвоните Валерке, он дома все сделает, – процедила Марина, испытывая неприятные ощущения и тошноту. – Просто перевяжи. Где вторая машина?
– Погнали мотоциклистов, – отозвался Хохол, подходя ближе и отворачивая Егора так, чтобы тот не видел мать. – Там Данька, сообразил, что делать. Сука, с двух сторон из леса вынырнули! Я же говорил – нельзя машину охраны сзади держать!
– Да какая разница?! Если за мной, то они бы все равно первую машину пропустили, знают ведь, на чем езжу! – огрызнулась Коваль, морщась от боли.
– Как думаешь, кто?
– А что, большой выбор? – скривилась она.
– Ну, теперь даже не заикайся ни о каких запретах! – сузил глаза Женька, глядя в ее расширившиеся от боли зрачки. – Это моя война, поняла?
– Ага, Рэмбо – первая кровь! Еще полоски на лице нарисуй, чтоб страшнее было. Гена, ты закончил? – И, когда телохранитель ответил утвердительно, велела: – Юрку в багажник уберите. Хохол, за руль.
Едва только Женька сел на водительское место, как на поясе его джинсов заверещал мобильник.
– Да! Что?! Отлично, Даня! В «Рощу», я буду через пару часов. Марину в плечо зацепило, мы целы, а Юрец наглухо... Все, давай. Я их домой увезу, и к вам!
– Что? – Марина открыла глаза и уставилась в зеркало заднего вида. – Кто звонил?
– Данька. Они прихватили один мотоцикл. Водила насмерть разбился, а стрелок жив, только весь поломанный. Щас доломаем. – Лицо Хохла стало совершенно звериным, он снова взялся за телефон, одной рукой продолжая вести машину, а другой набрал номер. – Вилли? Здорово, некрофил! Работенка есть, не интересуешься? Молодец! Тогда в «Рощу» подгребай, я скоро буду. Машину прислать? Сам? Ну давай, увидимся.
– Ты что задумал? – недовольно спросила Коваль, стараясь не шевелиться, чтобы не тревожить и без того ноющее плечо.
– Ты не разговаривай, котенок, – совершенно другим тоном попросил он, игнорируя вопрос. – Сейчас домой доедем, ляжешь, Валерка приедет, сделает все...
– Гена, Егора от окна убери... – У Марины заплетался язык и перед глазами мелькали круги, сознание начало уплывать.
Она не поняла даже, как доехали до дома, как Хохол на руках внес ее в спальню, как вокруг захлопотала, охая, Даша... В затухающем понемногу сознании зацепилась мысль о том, что Хохла нужно удержать дома любой ценой, но и она пропала.
Хохол метался по спальне, проклиная день и час, когда согласился поехать на кладбище, хотя и понимал, что если должно было что– то произойти, то оно и произошло бы непременно, и неважно – по дороге на кладбище, на самом ли кладбище или где-то еще. Но тот факт, что они, здоровые мужики, целы и невредимы, а женщина лежит теперь с пулей в плече, выводил его из себя сильнее всего. Хохол не мог себе простить того, что не оказался на сиденье рядом с Мариной, не закрыл ее собой, не получил пулю, предназначенную ей.
Приехавший через какое-то время Валерка был встречен нецензурной бранью прямо с порога:
– Ты, мать твою, козел белохалатный!!! Пешком шел, что ли?!
– Не ори, Жека, у меня ж не вертолет! – оправдывался хирург, моя руки. – Что опять стряслось?
– Обстреляли нас перед кладбищем, в плечо ее... крови до хрена потеряла, видно, сосуд где-то перебит...
– Так, ну, диагноз я и сам как-нибудь, – пресек Валерка, направляясь в спальню, где на кровати лежала Марина. – У-у, мать, да ты на карнавал собралась, что ли? Ишь, лицо-то белое какое! – Он сел рядом, взял Коваль за руку, считая пульс. – Да-с, понятненько... Так, а на плече что у нас такое? – сняв повязку, Валерка покачал головой. – Пулька, ясен пень... ну, будем ковырять. Хохол, за дверь!
