— Надеюсь, Дылда, ты прекрасно усвоил: Василаке лично ни российским, ни иным криминальным бизнесом предпочитает не заниматься. — А про скупщика пушнины он мои слова вообще пропустил мимо ушей.
— Меня не проведешь, — ухмыльнулся я, — ты вроде оправдываешься передо мной? Это очень подозрительно: мне, первому встречному, вы рассказываете про свои нелегальные делишки в России. Вдруг я служу «сексотом»?
— Даже если это и так, — лицо Василаке вновь стало добродушным и приветливым, — тебе нет смысла закладывать кого-либо из киприотов. Пустышка! Да и ты не из тех людей… Я редко ошибаюсь. — Василаке придвинулся ко мне, как бы невзначай, между делом, поинтересовался. — Что за происшествие было у тебя на вилле? Вроде бы ты, неудачно падая, ударился о край камина?
— Было такое недоразумение. Поспорили мы с Мишей-островитянином и… я его, понимаешь, сначала принял за привратника, а потом… нам обоим досталось. Я голову разбил, а он… в копеечку, видать, влетела наша ссора — вызвал нейрохирурга, операцию пришлось делать, потом — уход, медперсонал. Как ни болела голова, но заприметил я одну медсестру, настоящая русская красавица.
— Как ее звали? — насторожился Василаке.
— Ольга. Ольга Михайловна! Запала она мне в сердце, но… не по седоку конь. А что касается операции, то… сам виноват, — я развел руками, мол, что было, то было. — Заартачился, шлея под хвост попала, на рожон попер от одиночества. А тебе-то все это зачем знать?
— Верно, ни ваша драка, ни медсестра мне ни к чему, но ты, пожалуйста, держись от Ольги подальше, не по твоим зубам орешек. — Василаке беззаботно зевнул. — В Греции есть присказка: «Петуху сказочно повезло: в груде жемчужин он нашел пшеничное зерно». И тебе, надеюсь, повезло на Кипре.
— Объясни, пожалуйста.
— Делаю тебе заманчивое предложение, не спеши сходу отказываться, — будешь моим полномочным представителем в России. Оклад, как у вас говорят, по согласованию. Круглый дурак откажется, а ты у нас — умный.
— Кого «замочить»? — неудачно пошутил я, завидев, как нахмурился Василаке.
— Не осли! Хочешь пожить в свое удовольствие?
— Почему бы и нет? — Я не решил окончательно: радоваться мне или огорчаться. И то, правда, сидел себе дома, дышал грязным воздухом и вдруг… не было ни гроша, да вдруг — алтын. — Наверное, желаешь, чтобы я продал свободу творчества, скупал за бесценок беличьи хвосты у бедных охотников в тайге? Нет, извини-подвинься, Дылда еще не скатился до этого.
— Хвосты скупать не будешь! Не ершись! — Василаке отодвинул от себя прибор, поморщился. Подобным тоном с ним, видимо, давно никто не разговаривал. Однако меня терпел. — Литературным трудом займешься, но… поднял вверх указательный палец. — Надобно копать намного глубже, чем ты это делал прежде.
— Хоть убей, абсолютно ничего не понимаю, — признался я, — окончательно запутал ты меня.
— Дергаешься много, Дылда, — тон Василаке стал ледяным, — слушай внимательно. Я заинтересован, чтобы ты написал стоящую книгу о нашем зверобойном промысле, о людях и зверях, в сущности, это одно и то же. Звери, правда, более рассудительны. Моя помощь будет эффективной. Это позже, а перед этим ты должен вывернуться, как змея из собственной шкуры, но выполнить одно мое задание. Оно, предупреждаю, не из легких.
— Итак, я насчитал два направления своей будущей деятельности, — с легкой иронией проговорил я, — впервые розовая теша на моем языке приобрела невероятно приятный вкус. — Буду пахать глубже, используя твою помощь. Раз! Выполню некое персональное задание. Два! — Я стал загибать пальцы. — Но у золотой рыбки, как известно, всегда три желания, третье — самое невероятное.
— Ты пока еще далеко не золотая рыбка, не возносись! — пригрозил мне пальцем Василаке. — Третьим заданием будет получение у меня заработной платы.
— Издеваешься?
— А как ты думал? А если серьезно, станешь моими глазами в вашей стране, будешь делать экономические обозрения, анализировать положение в судостроительной промышленности, отвечать на мои вопросы.
— Я в судостроении — профан! — слабо попытался я отмахнуться от предложения Василаке, но он и слушать не хотел, наверное, все было досконально просчитано, и путь к отступлению был отрезан. — И потом это смахивает на шпионаж.
— Не совсем так, — мягко поправил меня хозяин. — Но разве шпионаж — не служба, разве она хуже других профессий?
— И все равно третье предложение свое сними. Поганое дело. Я категорически против. Какие обзоры? Откуда я возьму материалы?
— Из газет, только и всего. Прочтешь газету, в нужном месте сделаешь копию.
— Все равно — шпионаж. Когда я служил на флоте, нас собрали однажды и призвали к бдительности. Оказалось, американский шпион составил полный обзор вооружения, численности и местоположения кораблей, складов Тихоокеанского флота. Когда же его разоблачили, то… цензуры пришла в шоковое состояние — оказалось, что шпион ни разу не пересек расположения воинской части, не бывал на пирсах и в гаванях, не подсматривал в подзорную трубу, а всего-навсего выписывал дальневосточные газеты и черпал по крупице нужную информацию. Однако и его засадили…
— Отравила вас советская пропаганда! — Василаке встал, прошел по мягкому ковру столовой, разминая ноги, искоса поглядывая на меня. — Если советский шпион за рубежом — он славный чекист, герой, патриот. Наоборот, иностранный шпион в СССР — лазутчик, подлый наймит империализма. Так?
— Допустим.
— Лобовой примитивизм. Знаменитый разведчик своего времени генерал Леваль когда-то писал в своей нашумевшей книге: «Шпионство — самое почетное и самое трудное ремесло, оно везде и всегда уважаемо и ценимо высшей властью. Настоящий шпион блестящ, образован, умен, изысканно одет, предельно вежлив, наблюдателен, у него — десятки достоинств, а служба… В любой службе имеется изнанка».
— Генералу было хорошо, но почему твой выбор пал на мою несчастную голову?
— Еще спрашиваешь? Василаке редко ошибается: ты, Дылда, создан матушкой-природой для высокой цели! Чтобы подкрепить свои предположения, я даже заглянул в твой гороскоп, и все сошлось. — Василаке положил передо мной красненькую книжицу: «Гороскоп на каждый день. Стрелец». — Сам прочти, — хозяин подал мне гороскоп, и я прочел первые строки, подчеркнутые красным карандашом: «Стрелец энергичен, стремится к самостоятельности, смело принимает решения, контролирует действия окружающих. Мощный, пытливый ум — основа его непререкаемого авторитета…»
— Убедил, убедил, только чем я должен буду заниматься?
— Любимым делом: просмотром газетных публикаций, составлением кратких обзоров на экономические и криминальные темы, одновременно накопишь материал для новых романов. Годы, Дылда, как дорожка под горку, а ты и десятой доли таланта не израсходовал.
— Льстишь мне, хотя, пожалуй, в этом ты прав! — грустно вздохнул я. Железная логика Василаке медленно, но верно превращала в жалкий лепет мои возражения. И в какой-то миг я поймал себя на мысли, что ломлюсь в открытую дверь. Боже правый! Разве то, что предлагает давний друг сложно для меня? Ничуть! Работая в газете, денно и нощно только и занимался выуживанием нужных сведений для статей где только возможно. На открытый криминал я, конечно, не пойду, а так… Почему бы не заработать, пользуясь редким случаем? Кем только не доводилось бывать в жизни! Раньше существовал у журналистов такой прием — «влезать в чужую шкуру». Официально это называлось так: журналист меняет профессию. И горновым в доменном цехе я числился, и нормировщиком, и на сельдяную путину ходил в должности рядового рыбака. Почему бы не тряхнуть стариной? Все высмотреть, обобщить, взвесить, показать Василаке, на что годен старый Банатурский. И нельзя забывать: ныне не я заказываю музыку, не я плачу. На Кипре нужно плясать под чужую дудку, а там видно будет. Пожалуй, пора соглашаться, тем самым можно взять тайм-аут, окончательно придти в себя, возможно, найти более оптимальное решение.
