– Господин кюре совсем не жалеет моих ног! – пожаловалась она Алсиду Ренару, которого встретила на обратной дороге. – Когда мой сын об этом узнает…
– Бедная мадам Анни! Пока вы ходили по такой-то погоде, отец Ролан принимал гостей. Супругу доктора… – добавил он, неодобрительно качая головой. – И ушла она нескоро.
– Знали бы вы, Алсид, что она является чуть ли не каждый день, даже когда я дома! Мне приходится самой таскать дрова наверх, а они такие тяжелые… И на чердак лазать, чтобы белье развесить да снять… А еще я вам скажу: они запираются в спальне! О чем можно так долго толковать, ума не приложу. Неприлично это, когда кюре и дама из приличного дома встречаются и переписываются тайком. Но мне пора бежать, а то кюре меня отругает!
– Не нашего это ума дело, – пробормотал ризничий, удаляясь.
Это было утром 27 октября. Из окна отец Ролан наблюдал за их беседой, испытывая смутную тревогу. «О чем они могут толковать? – задавался он вопросом. – Наверное, как это заведено у прислуги, Анни жалуется, что я ограничиваю ее в вине и заставляю выходить из дома в плохую погоду!»
Он отошел от окна и принялся прохаживаться по комнате. Анни попросила позволения съездить в Ангулем на День Всех Святых. Он с добродушной миной согласился, думая только о том, как славно будет провести целый день без этой мегеры. А с каким укором она на него смотрит, стоит Матильде войти в дом… «Мы сможем спокойно побыть наедине, если только доктор Колен найдет, чем заняться», – подумал он.
Доктор ничуть им не мешал. Октябрьские затяжные дожди и слякоть исправно снабжали его пациентами, и он с утра до вечера разъезжал по окрестностям.
Одолев внешнюю лестницу и совсем выбившись из сил, Анни застала хозяина с мечтательной улыбкой меряющим комнату шагами.
– Поставлю греться рагу со свининой, мсье. Вот незадача! Огонь-то почти потух! – язвительным тоном сообщила она. – Могли бы подкинуть поленце.
– Могли бы подумать об этом, Анни, прежде чем отправляться к Алсиду Ренару перемывать кости соседям!
Под насмешливым взглядом Шарваза вдова Менье сердито передернула плечами, сняла шаль и принялась за работу. Однако господин кюре заблуждался, полагая, что она ни о чем не догадывается. С недавних пор у Анни появились кое-какие подозрения, а вскоре нашелся и способ узнать, что они с мадам де Салиньяк поделывают в спальне…
В четверг 1 ноября 1849 года
В первый день ноября, в семь утра, едва облака окрасились в розовые рассветные тона, Анни Менье отправилась на почтовую станцию в Ла-Бранд. Наконец-то она увидится с сыном Эрнестом и дочкой Эльвиной! Она ждала этого дня с огромным нетерпением, но когда он настал, то поймала себя на мысли, что настроение отнюдь не праздничное.
Возмущение и гнев несли ее вперед как на крыльях. В Ангулеме, в лоне семьи, она сможет наконец рассказать все, что камнем лежало на сердце и чем она не могла поделиться со своими знакомыми в Сен-Жермен.
Мальпост задерживался. Анни поджидала его прибытия, нахмурив брови и качая головой в такт своим мыслям. «Если бы я только знала!» – повторяла она про себя.
Ветер переносил с места на место кучи желтой опавшей листвы – зрелище, которое окончательно ее расстроило.
– Скоро зима! – прошептала она, вздыхая. – Надеюсь, на Рождество я буду с детьми, а не в Сен-Жермен, в компании этого святотатца!
Она успела продрогнуть, а потому испытала чувство облегчения, когда на дороге показался тяжелый экипаж мальпоста. Кучер сразу ее узнал.
– Ну что, милая дама, нравится вам в Сен-Жермен? – крикнул он со своего высокого сиденья.
– Не очень, – ответила Анни.
Форейтор помог ей подняться в экипаж, и мальпост двинулся дальше. Лошадям в такую холодную, ветреную погоду тоже приходилось несладко, и они шли рысью. Поэтому поездка показалась Анни, единственной в этот день пассажирке, чуть ли не бесконечной.
* * *
И вот с холма в местечке Сент-Катрин открылся чудесный вид на Ангулем – старинный город, расположившийся на пологой возвышенности между двумя реками, с высокими колокольнями и бессчетным множеством крыш.
Эрнест встретил мать с распростертыми объятиями, но сразу заметил, что она бледна и в расстроенных чувствах.
– Матушка, что случилось? Ты не заболела? Если так, не стоило утруждать себя долгой дорогой!
– Я не больна, не волнуйся, просто расстроена. А теперь дайте я вас расцелую, и все пройдет!
Эльвина, красивая молодая женщина, растроганно смотрела на мать. Рядом был и ее муж, Патри́с Герен.
– Мамочка, милая, Эрнест прав, ты выглядишь больной, – сказала она. – Расскажи, что тебя беспокоит, но прежде присядь. К твоему приезду я испекла пирог с яблоками, а Патрис купил бутылочку вен-кюи.
Все сели за стол, и каждый член семьи пытался развлечь Анни анекдотами и новостями квартала, заставить ее улыбнуться.
– Не стоит волноваться на мой счет, дорогие дети! Дорога не показалась мне приятной, но я так рада оказаться дома, с вами, что не хочется вспоминать о плохом. Знали бы вы, как славно снова очутиться в компании любящих тебя родных! Как приятно снова вас всех увидеть!
– Мамочка, рассказывай! – попросил Эрнест. – Не может быть, чтобы это было что-то серьезное.
– В Сен-Жермен бог знает что творится, и мне это не по душе! – выпалила Анни, в то время как щеки ее окрасились багровым румянцем. – И некому было открыть душу! Всю дорогу я думала, как приеду и все вам расскажу, а теперь и не знаю, стоит ли…
Эльвина ласково погладила мать по плечу.
– Я согласна с Эрнестом. Это не может быть что-то уж очень серьезное.
– Не знаю, что вы называете серьезным, дети! – вспылила несчастная мать семейства, которую тайна по-настоящему тяготила. – Но если я не расскажу все по порядку, вы ничего не поймете.
– Мы тебя внимательно слушаем, матушка, и никуда не торопимся. Рассказывай! – подбодрил ее Эрнест.
– Все дело в кюре, Ролане Шарвазе. Господи, только подумать, что он носит сутану и служит обедню! Он обманывает своих прихожан, а заодно думал обвести вокруг пальца и меня. Эльвина, ты помнишь мадам де Салиньяк, жену доктора из Сен-Жермен?
– Помню. Молодая красивая дама. Она приезжала в Ангулем в конце июля.
– Так вот, представьте, последние десять дней я только и делала, что носила записки от кюре к этой мадам де Салиньяк. Не раз и не два, а по нескольку раз в день, в любую погоду! Разве это не странно? Я же не сводня какая-нибудь… Не дело для порядочной женщины – быть на посылках. И слышали бы вы кюре, когда он давал мне очередную записку! – И она как могла изобразила сперва голос мужчины, а потом и молодой служанки: – «Анни, быстренько отнесите это мадам де Салиньяк!» А в доме доктора меня встречает служанка и оставляет мариноваться на пороге: «Подождите здесь, сейчас я принесу ответ!»
