– Мадам волнуется, – шепнула она. – По ее мнению, эта суета доставляет вам большое беспокойство.
– Передайте ей, что я в полном порядке, дочь моя!
Кюре солгал. Страх уже разъедал ему нутро.
* * *
Мсье Монтамбер, доктор из Ангулема, и его коллега-фармацевт провели вскрытие и пришли к заключению, что смерть наступила из-за кровоизлияния в мозг и сильнейшего воспаления слизистой желудка.
Однако один из судейских рассудил, что расследование на этом заканчивать рано. За поддержкой он обратился к Колену де Салиньяку, который после изнурительной процедуры аутопсии несколько разнервничался.
– Думаю, вы согласитесь, доктор, если я скажу, что правосудие не может удовлетвориться столь поверхностным заключением. Нужно определить, было ли это воспаление спонтанным или же повреждение слизистых вызвано воздействием отравляющего вещества. Для этого тело перевезут в центральную больницу Ангулема.
– Да, конечно, – пробормотал растерявшийся доктор.
– Я вызову также господина Жиля Совера, главу химической лаборатории медицинского факультета парижского университета, и попрошу его взять с собой кого-нибудь из коллег. Эксперты изучат состояние слизистой желудка и других внутренних органов, а также жидкости, в них содержащейся.
– Конечно, конечно, – продолжал соглашаться Колен де Салиньяк, которого неприятно поразила ледяная холодность чиновника.
Ему было не понятно, к чему такое усердие: результат аутопсии полностью совпал с его диагнозом.
– Анни умерла от кровоизлияния в мозг, хотя я предупреждал ее, что это случается с теми, кто имеет лишний вес и злоупотребляет спиртным. Подозревал я и перитонит, который мог повлечь за собой воспаление органов брюшной полости!
Чиновник отмахнулся от него, как если бы он был последним невеждой, так что домой доктор вернулся в расстроенных чувствах. Бледная как полотно Матильда выбежала ему навстречу.
– Они заставили тебя присутствовать при этом кошмаре? – спросила она. – И вообще, зачем все это?
– Сыну мадам Менье обстоятельства ее смерти показались подозрительными, а у этих простолюдинов крепкая хватка… Наверняка он рассчитывает получить деньги, особенно если под сомнение будет поставлена моя компетенция. Судейские увозят труп в Ангулем – по-моему, это неуважение к покойной.
Молодой женщине показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она покачнулась и уцепилась за руку супруга.
– Ты ни в чем не виноват, Колен, и волноваться тебе не о чем. Слава богу, эти судейские скоро уедут.
– Но сначала они допросят нашего друга кюре, дорогая. И я желаю ему терпения. Эти высокопоставленные господа не расположены к сантиментам!
Матильда онемела от ужаса. Нетвердым шагом она прошла в столовую, плеснула себе коньяку, выпила, а потом уже принесла стакан с напитком супругу. «Какой ужас! – думала она. – Они обнаружат следы яда и заподозрят Ролана, или Колена, или даже меня!»
И она поспешно укрылась в объятиях мужа. Он нежно прижал ее к себе и долго не отпускал.
– Ты очень впечатлительна, дорогая, – шепнул он ей на ушко.
* * *
Исходя из сведений, изложенных в письме Эрнеста Менье, главным подозреваемым в деле был местный кюре, однако служители правосудия желали составить собственное мнение. Ложное обвинение священника могло повлечь за собой большой скандал, и никто из троих не желал совершить такую оплошность.
Ролан Шарваз ответил на их вопросы уверенно и с видом неподдельного удивления, как и положено честному человеку. Удивление это было искренним, ведь он попросту не ожидал такого удара судьбы.
– Не понимаю, какое я ко всему этому имею отношение, – сказал он в самом начале разговора. – У мадам Менье не было повода жаловаться. Она поступила ко мне в услужение в середине августа и поначалу вела себя хорошо, но очень скоро показала свое истинное лицо: стала сплетничать, ныть, отлынивать от работы, перечить по каждому поводу и злоупотреблять вином. Словом, уживаться с ней было непросто. – Он с грустью в голосе продолжил: – Не знаю, в чем меня обвиняют, но я этого не заслужил! Я священник и старался не ссориться со своей служанкой. А вот она пила так много, что грубила мне, особенно когда я просил что-то сделать по дому. Однажды она даже замахнулась на меня каминными щипцами, потому что я попросил ее отнести письмо на почту в Мартон, соседний городок.
Когда же чиновники стали расспрашивать кюре Шарваза о том, отчего, по его мнению, умерла Анни Менье, он воскликнул:
– Но ведь не я ее лечил! Все лекарства и микстуры, которые Анни принимала, готовили в доме доктора де Салиньяка!
– Но что стало причиной столь внезапной болезни? – последовал вопрос.
– Соседка рассказывала, что Анни упала с лестницы. Я не удивился, потому что она была очень грузной и часто жаловалась на больные ноги. Но меня в это время дома не было. Наверное, соседка и помогла ей подняться наверх.
– Да, одна из горожанок упоминала об этом инциденте. Мсье де Салиньяк также подтвердил, что передавал Анни Менье опийную настойку и некоторые лекарственные средства. Когда мы задали вопрос доктору Монтамберу, ангулемскому эксперту, который производил аутопсию, он подтвердил, что падение могло в итоге привести к смерти.
На этом допрос закончился. Чуть приободрившись, Шарваз проводил суровых посетителей до порога. Внешне невозмутимый, он даже поклонился, желая им приятной дороги. В душе же его пылал гнев, как если бы он на самом деле был невиновен и несправедливо обвинен. «На этом дело и закончится, я уверен!» – думал кюре, стоя на верхней площадке лестницы.
Вырисовывающийся на фоне церковной стены женский силуэт привлек его внимание. Это была молоденькая девушка с черными волосами и с большой кожаной сумой за спиной. Ее скромная одежда и походка показались ему знакомыми.
– Марианна! – позвал он.
Сестра увидела его и радостно помахала рукой. Шарваз неспешно спустился по лестнице. Его грубоватое лицо просто-таки светилось от счастья.
– Я приехала дилижансом. Думала, дорогой Ролан, никогда к тебе не доберусь! Одна лошадь в упряжке хромала, а дороги здесь такие же скверные, как и у нас на родине!
– Родина!.. – повторил Шарваз. – Наша прекрасная Савойя, наши горы… Знала бы ты, Марианна, как мне сейчас нужна ты, твоя нежность и забота! Служанка, о которой я упоминал в письмах, умерла на прошлой неделе. Я до сих пор не могу прийти в себя, и мне очень одиноко. Идем скорее в дом!
Брат с сестрой обнялись. Марианна Шарваз была смягченной копией брата: те же черные волосы и светло-зеленые глаза в обрамлении очень темных и густых ресниц под черными же бровями. Однако в ее лице не было ничего, что наводило бы на мысль о дурных наклонностях, наоборот, выражение этого лица было доверчиво-наивным. Младший ребенок в семье, она не получила никакого образования и искренне восхищалась Роланом, который учился в семинарии и всегда был к ней ласков.
