– Ему не понравилось то, что он услышал. Лучше бы он сразу отказался: мне не пришлось бы наряжаться в пышное подвенечное платье, а моим подружкам – суетиться вокруг в нервном возбуждении. Но, вероятно, у него не хватило духа. Вот и вся история. – Ливви взглянула с вызовом. – Теперь ты знаешь все.
В наступившей тишине Саладин изучающее смотрел на нее.
– Не совсем, – покачал он головой.
– Хочешь больше драматических подробностей? – насторожилась Ливви.
– Не все, что ты сказала, соответствует действительности. – Его голос звучал мягко, почти нежно, и опасно завораживал.
– В чем именно?
Саладин улыбнулся:
– Ошибаешься, если считаешь, что твое единственное достоинство – этот дом.
– Разве? – недоверчиво спросила Ливви.
Саладина охватила ярость при мысли, что такое ничтожество, как де Вир, лишил ее уверенности и заставил спрятаться в глуши.
– Представь себе. – Он окинул ее взглядом. – Хочешь, перечислю самые очевидные достоинства?
Ливви только развела руками:
– Старые джинсы и свитер?
– Твоя кожа, например, напоминает мне мед и сливки. Но главное – веснушки.
Она тронула пальцем нос.
– Ненавижу их.
– Напрасно. В моей стране они очень ценятся. Мы называем их поцелуями солнца.
– Боюсь, здесь к веснушкам другое отношение, – с нервным смешком заметила Ливви. Ее охватил озноб, словно вдруг подскочила температура. – Холодно, – сказала она потирая руки, – пойду приготовлю нам что-нибудь поесть.
– Я не голоден.
– Не верю. Я-то умираю от голода.
Саладин усомнился в ее искренности, глядя, как она решительно поднялась, взяв свечу. Похоже, она торопилась убежать от неожиданно возникшей между ними близости.
– Давай помогу тебе.
– Нет! – Она смягчила резкость улыбкой. – Я предпочитаю сделать все сама. Честно. Здесь у камина тебе будет удобно.
Саладин видел, что Ливви безуспешно пыталась восстановить дистанцию. Неужели она не понимала, что потемневший взгляд и язык тела выдавали эротическое возбуждение? Забыв обо всем, он и сам был во власти нетерпеливого ожидания сексуальной развязки.
– Скорее возвращайся, – тихо попросил он.
В холодном коридоре по пути на кухню Ливви вдруг охватило чувство беспомощности. Она не могла поверить, что только что выболтала все Саладину – самому неподходящему для исповеди человеку. Удивительно, как легко он сумел обойти преграды. Более того, он все правильно понял. Это особенно настораживало, потому что лишало Ливви способности сопротивляться. Собственная уязвимость пугала ее. Она не могла победить вожделения, будоражившего ее до такой степени, что казалось, она умрет, если Саладин не дотронется до нее. Жизнь теряла смысл, если она не узнает, каково это – оказаться в объятиях шейха аль-Мектала, испытать страсть его поцелуя.
Впрочем, однажды она уже допустила ошибку, польстившись на влиятельного мужчину, которому не была ровней, и Ливви не собиралась наступать на те же грабли.
Она приготовила еду, хотя подозревала, что оба не голодны: разложила на подносе свежевыпеченный хлеб, сыр из местной лавки, розовые яблоки. Ливви не знала, пьет ли шейх вино, поэтому заварила кофе. Им обоим лучше воздержаться от алкоголя.
Вернувшись в гостиную, она застала Саладина на том же месте. Он сидел неподвижно с закрытыми глазами и, похоже, спал. Ливви замерла, пытаясь осмыслить происходящее: настоящий король дремал перед ее камином, откинув черноволосую голову на выцветший алый шелк спинки кресла. Высокий и экзотичный, он излучал ауру неодолимой чувственности. Плотная ткань брюк облегала вытянутые вперед длинные ноги и не скрывала твердый бугор гениталий. Забыв доводы рассудка, Ливви смотрела на Саладина и понимала, что хочет его, хотя это было неправильно.
Неожиданно он открыл глаза, и чашки на подносе предательски зазвенели. Ливви покраснела, надеясь, что он не заметит смущения, однако Саладин провожал ее смеющимся взглядом, пока она пересекала комнату, чтобы поставить поднос и сесть рядом с ним на ковер у огня. Она ожидала насмешливой ремарки, но Саладин промолчал. Ливви старалась унять сердцебиение и сохранить невозмутимость.
– Угощайся, – предложила она.
– Сам? – Он сделал паузу. – Но я привык, чтобы меня обслуживали, Ливви.
Шутливая интонация заставила ее взглянуть в смеющиеся глаза шейха. Он заигрывал с ней! Ливви решила не поддаваться на провокацию.
– Не сомневаюсь, – с холодком ответила она. – Но что-то подсказывает, что ты вполне способен позаботиться о себе.
«Интересно, – думал Саладин, – понимает ли она, что сейчас решается ее судьба? Если бы она была покорной и готовой ублажать, как все без исключения женщины, желание, возможно, погасло бы. Но она упряма и независима. Сидя рядом, надкусывает яблоко, хоть и без удовольствия, а тело напряжено и готово к сопротивлению, что делает ее неотразимой».
Его томило ожидание. В его государстве, кроме охраняемых незамужних девственниц, берегущих чистоту до свадьбы, любая женщина в данной ситуации уже принадлежала бы ему. В мире, где уже почти не осталось вызовов, Ливви бросала ему вызов. Саладин немного поерзал, облегчая давление на возбужденный член.
Бросив огрызок яблока в камин, Ливви протянула руки к огню, растопырив пальцы. У нее были рабочие ладони. Неожиданно для себя, Саладин наклонился, налил кофе в две чашки – себе и ей – и поймал ее удивленный взгляд.
Ливви надкусила хлеба и сыра.
– Ты ничего не ешь, – удивилась она.
– Я не голоден.
Обняв колени руками, Ливви смотрела на него.
– Чем займемся? Снова в скраббл или позвонишь своим людям узнать, не расчищена ли дорога?
– Забудь про моих людей, – нетерпеливо перебил он, не сводя глаз с ее торчащих сосков.
Ливви проследила за его взглядом – откровенным, жадным, бесстыдным, – и ее тело обдало жаром. Сердце колотилось, словно рвалось из грудной клетки. Она знала, что надо делать: попрощаться, подняться в ледяную спальню и не выходить до утра, дожидаясь, пока расчистят дорогу, прилетит на вертолете его охрана или кто-то вызволит их из снежного плена.
Она не сделала этого. Ливви продолжала сидеть и глазеть на него, как будто не догадывалась, что будет дальше. Тем не менее, несмотря на свою неопытность и нереальность происходящего, она совершенно точно знала, что произойдет, потому что это уже происходило. Саладин аль-Мектала положил руки ей на плечи, прижал к себе и наклонил голову, чтобы поцеловать.
Ливви вздрогнула от первого сладкого прикосновения, когда кончиком языка он начал исследовать ее губы. Волна нестерпимого желания мгновенно захлестнула ее. В его объятиях Ливви чувствовала себя защищенной. На его губах остался вкус кофе, горячее дыхание согревало ее, и Ливви приоткрыла рот под его требовательным поцелуем. Кончиками пальцев Саладин скользнул по шее, но прикосновение к груди заставило ее опомниться.
