Ли не очень любил делать уроки и помогать по хозяйству; в свободное время он предпочитал слоняться по кварталу с друзьями. Они с Джейсоном шли в ближайшую промзону и швырялись камнями в автоприцепы, где жили цыгане, а потом быстро убегали. Они любили залезать в брошенные магазинные тележки и катались в них по улицам. Иногда раскачивались на веревке, которую привязывали к перилам моста. Однажды, когда на веревке качался еще один их приятель, Реймонд, Ли и Джейсон перерезали веревку, и мальчик грохнулся о землю. Тот же трюк они повторили позже, когда кто-то раскачивался под железнодорожным мостом; но в тот раз «мальчик упал в реку – мы до смерти перепугались», – вспоминает Джейсон.
Раньше на углу Джапп-Роуд-Уэст и Карпентерс-Роуд стояла бензоколонка. Мальчишки привязывали старый бумажник или кошелек к куску рыболовной лески, бросали бумажник перед бензоколонкой и прятались в кустах. Они хохотали, когда прохожие нагибались за кошельком, который «убегал» от них. Жертвы их розыгрышей гонялись за кошельком по всему двору. «Мы были настоящими сорванцами, превращали жизнь людей в ад», – вспоминает Джейсон. Готовясь к ночи Гая Фокса, Ли, Джейсон и их маленькая банда старались сложить костры больше, чем у конкурирующих банд из соседних кварталов; они часами мерзли, охраняя огромные груды сломанных деревянных ящиков и подобранных поленьев.
[124]
Однажды в 1983 году грубые шутки едва не довели их до колонии. «Лет в четырнадцать я утащил с лимонадного завода несколько бутылок», – вспоминал Маккуин позже, когда его спросили, нарушал ли он закон.
[125] Джейсон хорошо помнит то происшествие; их любимая игра заключалась в том, чтобы проникнуть на территорию завода «Швепс», расположенного через дорогу, возле Эбби-Лейн. Мальчишки перелезали через забор, забирались в кузовы грузовиков, развозивших готовую продукцию, и пили тоник или имбирное пиво. «Помню, однажды мы услышали, как мимо проходят полицейские, и мы спрятались, но они нас нашли», – сказал Джейсон.
[126]
Питер Боуз называет Ли «крутым», потому что «он никого не боялся»,
[127] и, несмотря на то что в школе Ли дразнили «девчонкой» или «голубеньким», Джейсон «не верил в то, что он гей».
[128] После школы и по выходным Ли и Джейсон ходили на местную стройплощадку на берегу реки Ли. Там Ли часто целовался с местными девочками – среди них были Шерон, Мэрайя и Трейси, которая была карлицей. «Не хочу вдаваться в подробности, но я знаю трех девочек, с которыми целовался и обнимался Ли, – сказал Джейсон. – Одна из них согласилась зайти немного дальше, хотя они и не занимались сексом в полном смысле слова. Они просто дурачились. Ну а насчет того, что он гей, – нет, что вы… я очень удивился, когда узнал».
[129] Питер, правда, заметил одну подробность, о которой не задумывался раньше: Ли часто надевал в школу девчачьи белые носки. Он так и не понял, было ли это потому, что Ли вынужден был брать носки у сестер из-за бедности в семье, или таким образом его друг выражал свою ориентацию. «Будь он сегодня жив, я бы у него спросил», – сказал Питер.
[130]
Черно-белая фотография, снятая на третьем году обучения Ли в школе, показывает, что стиль и мода не играли большой роли в жизни мальчишек из «Рокби». В конце четверти им позволили снять форму и прийти в школу в своей одежде. Почти на всех мальчиках нейлоновые куртки – скорее всего, они надевали их и поверх школьной формы – неброские рубашки, свитера и брюки. Ничто не указывает на то, что кто-то из них был панком или «новым романтиком» – даже в джинсах далеко не все. В целом мальчики выглядят уменьшенными копиями своих отцов, выходцев из рабочего класса. И во внешности Ли нет ничего примечательного. Одетый в практичную однотонную куртку, он смотрит прямо в объектив и улыбается. Может быть, он улыбается, потому что знает: его ждет блестящее будущее?
Иногда Питер и Ли поднимались на лифте на верхний этаж соседней высотки «Джеймс-Рили-Пойнт». Друзья курили сигареты «Эмбасси № 1», сидя на черной лестнице и глядя на Эссекс. Они болтали о школе, о своем квартале и своем будущем. Ли испытывал какое-то томление, желание чего-то достичь, но ему хватало здравого смысла понять, что он, по крайней мере в глазах учителей, «всего лишь очередной хулиган из Ист-Энда, который ничего толком не добьется».
[131] «Не думаю, что он понимал, кем станет, но он хотел заняться искусством, творчеством, – вспоминает Питер Боуз. – Правда, не забывайте, что мы были мальчишками из рабочего района Лондона. У нас по-настоящему не было никаких возможностей. Школа напоминала фабрику – мы приходили туда, учились под присмотром, в конце нас выпихивали, и, что бы кто ни получал, желали удачи».
[132] Питер вспоминает один разговор с Ли о его среднем имени. «Ему очень нравился Александр Македонский; он уверял, что его семья происходит из его рода». Прошлое влекло Ли; ему казалось, что там интереснее и безопаснее. Наверное, там он находил убежище от суровой реальности и боли настоящей жизни.
Под конец своего пребывания в «Рокби» Ли начал страдать от внезапных приступов разочарования и гнева. «Не скажу, что он страдал биполярным расстройством, но у него все время чередовались взлеты и падения, – говорит Питер. – Был он и довольно вспыльчивым. Помню, на одних уроках он болтал, и ему делали выговор. Он взрывался, уходил, и его выгоняли из класса или сажали в карцер».
[133]
Никто из школьных друзей не знал того, что приходилось переживать Ли. Позже он признался, что именно тогда снова стал жертвой сексуального насилия, на сей раз со стороны учителя. Ли снова никому ничего не рассказывал; позже он признался лишь сестрам. Спустя много лет, когда Джеки узнала о том, что пришлось пережить брату, она поняла причину его внезапных вспышек ярости. Позже Ли выразил в своем творчестве то, о чем сказал Эндрю Болтон, куратор выставки «Дикая красота» в Метрополитен-музее: «Маккуин вшивал гнев в свои костюмы».
[134]
27 мая 1985 года, когда Ли готовился к сдаче экзаменов на свидетельство о среднем образовании, его зять Теренс Халлер, живший с женой Джанет и двумя детьми на Марлборо-Роуд, поехал за утренней газетой. По дороге у 35-летнего рабочего случился обширный инфаркт, он потерял управление, и его машина врезалась в стену дома. Его отвезли в Ромфорд, в больницу Олдчерч, где позже он умер. Халлер страдал диабетом с 18 лет; в те дни, по словам Джанет, больным «вводили свиной инсулин, который закупоривал сосуды».
[135] Наверное, Ли испытал облегчение после смерти одного из своих обидчиков, но, возможно, к облегчению примешивалось чувство вины; наверняка он не один раз желал смерти своему зятю.
