Переходный период и сексуальное пробуждение Маккуина в 1980-х годах совпали с распространением вируса, который в СМИ называли «чумой гомосексуалистов». В результате Ли, по словам сотрудницы «Нью-йоркера» Джудит Терман, «был вынужден читать о страшных сценах, которые преследовали молодежь его поколения: секс и смерть в одной и той же постели».
[136] Для молодого впечатлительного юноши-гея вроде Ли призрак СПИДа был более чем реален. Образы, которые ассоциировались с болезнью, – от телерекламы, в которой показывали смерть в виде старухи с косой и айсберги, до первых полос газет, где помещали фотографии скелетоподобных людей, – содержали неизбежный намек на то, что, если ты гей, высока вероятность умереть молодым. Вдобавок к списку известных персон – Рок Хадсон (умер в октябре 1985 года, в возрасте 59 лет), дизайнер Перри Эллис (1986, в 46 лет), Либерейс (1987, 67 лет), Роберт Мапплторп (1989, 42 года), актер Иен Чарлсон (1990, 40 лет), художник Кит Хэринг (1990, 31 год), Фредди Меркьюри (1991, 45 лет), Энтони Перкинс (1992, 60 лет), Рудольф Нуреев (1993, 54 года), Ли Боуэри (1994, 33 года), Дерек Джермен (1994, 52 года) и Кенни Эверетт (1995, 50 лет) – болезнь только в Великобритании оборвала жизни многих тысяч в основном молодых геев.
«В конце восьмидесятых – начале девяностых мы наблюдали настоящее цунами смертей. От СПИДа умерли многие близкие друзья, – вспоминает художник и режиссер Джон Мейбери, который позже стал сотрудником и другом Маккуина. – Я потерял двадцать близких друзей за два или три года. Ровесники Ли наблюдали за тем, как уходило другое поколение. Это было невообразимо ужасно, но общество в целом предпочитало закрывать на происходящее глаза. Молодые люди вроде Ли начинали сознавать свою сексуальную идентичность в то время, когда эта тень, этот призрак нависал над ними».
[137]
Несмотря на большую, шумную семью на Биггерстафф-Роуд и компанию школьных друзей-натуралов, большую часть своего отрочества Маккуин чувствовал себя ужасно обособленным и одиноким. «Рядом со мной не было геев, которых я мог бы уважать, – скажет он позже. – Не было друзей-геев».
[138] Кроме того, Ли приходилось терпеть отцовскую гомофобию. Возвращаясь домой после смены, Рон любил пошутить: «Представляете, вчера ночью в Сохо я едва не задавил проклятого голубого».
[139]
Ли очень хотелось бежать. В июне 1985 года он бросил учебу. Он успешно сдал всего один экзамен, по искусству. «Мне пришлось рисовать дурацкую вазу с фруктами», – вспоминал он. Ему хотелось как-то изменить свою жизнь. Он понимал, что его возможности ограниченны, и все же решил, что попробовать стоит. «Неслыханное дело, чтобы в рабочей семье из Ист-Энда родился художник, – сказал он. – Но мне всегда казалось, что жизнь у меня одна и надо делать то, что хочется».
[140]
Глава 2
Я хотел научиться всему, всему, дайте мне все.
Ли Маккуин
Маккуина окружает множество легенд. По одной из них, он был вундеркиндом, своего рода Эдвардом Руки-Ножницы, который мог взять кусок ткани и, несколько раз щелкнув ножницами, превратить его в сказочное пальто, куртку или платье. Он обходился без обязательного для других процесса вычерчивания лекал или создания выкройки на бумаге или картоне. Вместо этого, по словам Марка Ли, бывшего президента Yves Saint Laurent и Gucci, Маккуин обладал способностью «взять штуку ткани и на [ваших. – Э. У.] глазах раскроить костюм».
[141] В подобном восприятии отчасти повинен сам Маккуин. «Не думаю, что можно стать хорошим дизайнером, великим дизайнером, каким хотите, – говорил он. – Вы либо дизайнер, либо нет. По-моему, умение разбираться в цвете, пропорциях, покрое, сбалансированности – врожденное».
[142]
На самом деле превращение Маккуина из восторженного поклонника в гения моды заняло почти семь лет. В сентябре 1985 года он поступил в учреждение, которое тогда называлось Уэстхемским техническим колледжем в Стратфорде, на вечернее отделение искусства. Позже он вспоминал, что очутился «на одной скамье с домохозяйками и теми, кому просто нечего было делать. Я понял, что попал не совсем туда, куда мне хотелось».
[143] По словам сестры Джанет, в программу обучения входило несколько часов, посвященных дамскому платью. К концу года Ли сшил несколько вполне пригодных для ношения нарядов. Некоторые из них он подарил Джанет. Одна юбка, простая черная и узкая, была «такой тесной, что врезалась в меня; я не могла поднять ногу, чтобы шагнуть, – вспоминает она. – Вторая порвалась по шву – он огорчился, когда я сказала ему об этом, так как всегда был перфекционистом».
[144]
Примерно в то же время Ли начал читать «Справочник Макдауэлла по моде XX века», книгу, которую он позже считал чем-то вроде библии по стилю. Руководство, впервые увидевшее свет в 1984 году, можно назвать азбукой международной моды. В ней даются краткие биографии величайших дизайнеров ХХ века. В первой главе, названной «Одежда как оружие», автор, известный журналист Колин Макдауэлл, писал о роли моды и ее месте в истории. Книга затронула важные струны в душе молодого Маккуина. «Чем больше отдаляются от остальных поклонники моды, тем более влиятельными и вдохновляющими они кажутся немодному большинству, – писал автор. – В прошлом это означало, что одежда становилась не только внешним атрибутом власти, но и отчасти олицетворением самой власти».
[145] Ли прочел о связи между модой и изобразительными искусствами, о том, как Диор, Шанель и Скьяпарелли «дружили с художниками, писателями и интеллигенцией». Далее Макдауэлл объяснял, почему моду часто неверно воспринимают как что-то несерьезное. Первая причина чисто зрительная – в отличие от предметов, создаваемых дизайнерами мебели или интерьера, куртка или платье «много теряют, когда висят в гардеробе. Они становятся законченными и убедительными, только когда сидят на фигуре». Другая причина пренебрежения заключается в том, что моду долгое время считали «женской вотчиной… по мнению феминисток, мужчины манипулировали женщинами и обращались с ними как с вещами, а платья часто служили наживкой или наградой. Интерес к одежде стал символом подавления. «Маленькую женщину» покупали дорогим платьем; красуясь в нем, она подпитывала мужское самолюбие. Она словно говорила окружающим: мой мужчина настолько богат и влиятелен, что может себе позволить содержать, одевать и украшать такую дорогую вещь».
[146] Маккуин видел свою задачу в том, чтобы ниспровергнуть подобное отношение: женщины, которые покупали его платья, не только самостоятельно зарабатывали себе на жизнь. Те, кто носили вещи Маккуина, недвусмысленно давали понять, что они – не жертвы, но активные и потенциально опасные личности.
