В ноябре 1994 года новации Боуэри показались многим слишком смелыми. Так, Люсьен Фрейд, который приглашал Ли Боуэри позировать для некоторых своих картин, решил, что на представлении слишком шумно, и ушел, не дожидаясь окончания. На следующий день владельцы клуба Freedom получили предупреждение: еще одно такое действо – и Совет Вестминстера отзовет у них лицензию. Представление оказалось последним шоу Боуэри – 31 декабря 1994 года он умер от осложнений, вызванных СПИДом. Свое состояние он скрывал от большинства друзей. «После смерти Ли Боуэри словно провели жирную черту, – сказал Доналд Эркарт. – Настало время отказаться от язвительной суровости и плоских шуток и ответить жизни новой серьезностью».
[403]
Однако Маккуин не спешил взрослеть. «Мои показы – про секс, наркотики и рок-н-ролл, – говорил он. – Они вызывают возбуждение и мурашки… Мне нужны инфаркты. Мне нужны машины скорой помощи».
[404] Ли по-прежнему любил «клубиться» с Николасом Таунсендом (Трикси) и слушать его специфические остроумные рассказы. «Почему ты всегда мажешь губы помадой?» – спрашивал Ли. «Потому что она красиво смотрится на члене», – отвечал Трикси. Еще одна острота Трикси, которая неизменно смешила Маккуина: «Каблуки всегда лучше выглядят на плечах, чем на улице». Ли любил заходить к Трикси, когда тот работал в клубе под названием «Бургер», где он одевался в стиле официантки пятидесятых.
«Мы любили ходить в клубы «Попстарз», «Скала» и «Пепельница фантазий» Шона Макласки, – вспоминает Трикси. – Джимми и Ли обожали танцевать. Мы пили пиво с сидром и закидывались спидами. Одно из моих любимых воспоминаний – танец с Ли и Джимми под Common People группы Pulp в клубе «Попстарз». Мы поглощали сидр пинтами и безудержно хохотали. Тогда мы по-настоящему радовались жизни. Именно таким я предпочитаю его вспоминать, ведь тогда в нем еще сохранялась невинность. Мы походили на маленькую семью и заботились друг о друге. И пусть у каждого из нас было всего по десять гиней, мы непременно возвращались домой и радовались, что с нами ничего не случилось. На следующий день мы скидывались на завтрак».
[405]
Ли и Эндрю часто заходили к общей знакомой Фионе Картледж в принадлежащий ей бутик Sign of the Times в Ковент-Гарден. Первую торговую точку владелица сети бутиков открыла на рынке в Кенсингтоне в 1989 году; она продавала одежду для рейва. Потом она переселилась в Hyper Hyper, а в декабре 1994 года, после того как цены на аренду снизились из-за спада, Фиона смогла открыть магазин рядом с Нил-стрит. У нее продавались вещи молодых дизайнеров, в том числе Джимми Джамбла (Эндрю Гроувза), и ее магазин стал чем-то вроде мекки для стилистов и таких поклонников моды, как БиллиБой*, который стал ее близким другом. Когда Изабелла Блоу готовила для журнала Vogue репортаж «Англосаксонские тенденции», многие костюмы она позаимствовала в Sign of the Times. «Именно Изабелла отвела меня на показ Ли в «Блуберд гараж», – вспоминает Фиона. – Но близко знакомы мы не были до того, как переехали в Ковент-Гарден. Тогда я заметила, что он кажется утонченнее других дизайнеров, возможно, потому, что работал в Италии. Он точно знал, чего хочет». Фиона устраивала клубные вечера, а прибыль вкладывала в развитие магазина. Но в ноябре 1996 года она вынуждена была закрыть магазин из-за недостатка финансирования. «Когда магазин закрылся, меня многие бросили, но Маккуин никогда не забывал меня и продолжал приглашать на все свои лондонские показы. Он следил за тем, чтобы мне выделяли хорошее место. Я этого не забуду».
[406]
В канун нового 1994 года Ли и Эндрю пошли на вечеринку, устроенную Sign of the Times в клубе «Хановер Гранд» в центре Лондона. Темой вечеринки была «Вестсайдская история»; среди гостей были Лайем Галлахер и Трикки; выступали Марк Мур, Харви и Джон Плизд Уиммин. В тот вечер художник Джереми Деллер сделал фотографию танцующей пары; Ли обнимал Эндрю сзади. Еще на одном снимке, сделанном два месяца спустя, представлена совершенно другая картина. В День святого Валентина 1995 года Ли и Эндрю пошли на «розовую вечеринку» в клуб «Линк Леже», в помещении бывшего склада в Бетнал-Грин. На сцене выступал Дэвид Кабаре, портной-самоучка, который на глазах у публики превращался в культовые произведения искусства, например в «Мэрилин» Уорхола или «Зеленую леди» Третчикова. На снимке, сделанном в ту ночь еще одним художником, А. М. Хансоном, пара ухмыляется в камеру, глаза у них совершенно пьяные, лица исцарапаны, и Ли тычет пальцем вверх. «Ли сказал, что они только что подрались, – вспоминает Хансон. – Я фотографировал гостей, одетых в розовые костюмы, накрашенных, а потом в коридоре наткнулся на Ли и Джимми. Мне показалось, что Ли настроен воинственно, но, судя по нежности Джимми, они уже успели помириться».
[407]
Трикси вспоминает, как весной 1995 года они с Ли и парой знакомых посетили вновь открытый ресторан в Ковент-Гарден. «Как только мы вошли, сразу поняли, что обстановка нам не совсем подходит… Ли захотел бургер, и стало ясно, что есть мидии ему совсем не хочется. Мы заказали жареную картошку, под конец стали кидаться едой, и нас попросили удалиться. Ли в шутку спросил: «А вы знаете, кто я?» – а они такие: «Нет, не знаем».
[408]
Возможно, это удивило Маккуина, учитывая противоречивые отклики на его коллекцию Highland Rape («Изнасилованная Шотландия»), показ которой состоялся в марте 1995 года. Модели выходили на подиум в тартане и кружевных платьях, разодранных спереди и обнажающих грудь. В газетах его обвинили в женоненавистничестве, отношении к насилию как к форме развлечения и в том, что на юбках висели нитки от гигиенических тампонов (на самом деле «нитки от тампонов» были красивыми цепочками для часов, сделанными Шоном Лином). «Помню, как критики просто из себя выходили во время показа», – вспоминает Детмар Блоу.
[409] «Мне показалось, что он зашел слишком далеко; по-моему, многие подумали так же», – говорит Анна Харви из журнала Vogue.
[410] Особенно безжалостными оказались критики из Independent. Рецензия называлась «Новое платье короля»: «…жертвы изнасилования, спотыкаясь, бредут по подиуму в платьях, разодранных на груди, – это чья-то нездоровая шутка, как и вязаные платья, которые, после небольшого ремонта, могли бы продаваться в магазине «Маркс и Спенсер». Маккуин любит шокировать. Признаться в том, что его коллекция не понравилась, – значит признаться в ханжестве. Мы отдаем ему должное. Он способный портной и великий шоумен, но почему модели должны изображать жертв изнасилования? Показ стал оскорблением и для женщин, и для его таланта».
[411]
