Изабелла давно продумала, какого рода работу она могла бы выполнять у Givenchy – служить музой Маккуину. Кроме того, она хотела открыть салон, «как в восемнадцатом веке», или похожий на «Фабрику» Уорхола.
[507] По словам Детмара, Изабелла «страшно расстроилась», узнав, что Маккуин не включил ее в свои планы. По мнению Детмара, его решение граничило с предательством. «Все советовали Иззи не принимать случившееся близко к сердцу, – вспоминает Детмар. – Но она была безутешна, и ничто не могло убедить ее в обратном. А хуже всего то, что Иззи не хотела с ним расставаться, потому что уже не могла без Маккуина. Ей не хотелось лишаться его вещей».
[508]
В одном интервью Изабелла, выпив несколько бокалов шампанского, объявила: в будущем она потребует платы за свою роль музы. «Когда Александр использует в своих коллекциях мои идеи – а он их использует, – платят не мне, а ему», – сказала она.
[509] «С ее стороны имела место некоторая неприязнь, застарелая вражда», – сказал режиссер Джон Мейбери, который дружил и с Ли, и с Изабеллой. По существу, Маккуин был «довольно прагматичным… лучше не впутывать человека слабого и непредсказуемого в такое положение, которое способно его раздавить».
[510]
Дафни Гиннесс, светская львица, дружившая и с Ли, и с Изабеллой, уверена: хотя Изабеллу ужасно ранил отказ Givenchy выделить ей хоть какую-то роль, она склонна была обвинять во всем не Маккуина, а французов. «Она уверяла, что он ни при чем. Она больше обиделась на систему. У нее было прочное положение – как у Аманды Харлек при Джоне Гальяно, но им не хватило фантазии взять ее на работу. Я знаю от него, что он старался укрепить свое положение. Помимо того он еще, по-моему, пытался приучить Изабеллу к ответственности».
[511] Кроме того, Маккуину очень нужно было, чтобы его окружали люди, которые не играли у него на нервах. Он хотел опираться на надежных помощников, не склонных к капризам.
Новость о назначении Маккуина арт-директором дома Givenchy была встречена британской прессой с изумлением. Он не только был довольно молод и неопытен – в двадцать семь лет он создал всего восемь коллекций, – но, в противовес рафинированному и изысканному дому Givenchy, он был «самопровозглашенным молокососом из Ист-Энда». Автор статьи в Guardian, озаглавленной «Бык в модной лавке», писал, что Маккуин «скорее головорез из Ист-Энда, чем кутюрье». Журналист Сюзанна Френкел взяла интервью у его бывшей наставницы Луизы Уилсон, которая назвала Маккуина «творческим гением» и особо подчеркнула его выдающиеся навыки закройщика. Однако другие представители индустрии моды выразили «сомнения, беспокоясь, что Маккуин и Гальяно» просто «пешки в изощренном рекламном трюке».
[512]
Проведя несколько дней в Париже, Маккуин поездом вернулся в Лондон. 21 октября он пошел на открытие нового магазина Valentino на Слоун-стрит; на фотографии, сделанной Давидом Джонсом, можно увидеть необычайно счастливого Ли, который стоит рядом с Мерреем Артуром. После открытия пара вернулась в «Супернова Хайтс», дом Лиама Галлахера на Стилз-Роуд, в районе Белсайз-Парк. «Ну и ночка была», – вспоминал Меррей.
[513] На следующий вечер они посетили церемонию British Fashion Awards в Ройял-Алберт-Холле, где Маккуина впервые назвали лучшим британским дизайнером года. «Я никогда не думал, насколько важно получить признание от коллег, но, когда это наконец происходит, это оправдывает все», – сказал Ли, получив награду.
[514]
Некоторые дизайнеры с изумлением узнали новость; они считали, что Маккуина сильно переоценивают. Сэр Харди Эмис, побывавший на церемонии награждения – «большей безвкусицы в жизни не видел», – сказал, что недавние назначения его напугали. «В Christian Dior взяли Джона Гальяно, а в Givenchy – того, второго гопника… Они попали в ловушку, в которую заманил их Париж. Парижу нужна шумиха, нужна реклама, чтобы продавать больше духов. Не знаю никого, кто носил бы их вещи, – правда, я больше не танцую в ночных клубах».
[515] Один анонимный студент или преподаватель из колледжа Святого Мартина выразил свое мнение в приписке к газетной вырезке, которая сохранилась в библиотеке колледжа. «Судя по тому, что я помню о нем, невозможно представить, что он так далеко зашел! Он казался по-настоящему тронутым, – написал аноним рядом с интервью с Маккуином в Independent on Sunday. – По-моему, это все надувательство!»
[516]
Ли едва ли представлял себе, как контракт с Givenchy изменит его жизнь. «Мне казалось, что я до того психовал, потому что не мог себя прокормить, а потом на меня все свалилось разом», – говорил он о неожиданно свалившемся на него богатстве.
[517] Отец когда-то советовал Ли: если тот хочет торговать одеждой, пусть устроится в палатку на рынке. По слухам, когда его взяли в Givenchy, Ли явился к отцу и сказал: «Вот как надо торговать одеждой».
[518] На первые деньги, полученные в Givenchy, Ли наконец отдал долг тетке Рене, которая шесть лет назад оплатила его учебу в колледже Святого Мартина.
Вернувшись в Лондон, Маккуин начал собирать тех, кого хотел взять с собой в Париж. В его команду входили Кэти Ингланд, Трино Веркаде, Саймон Костин, Сэм Гейнсбери, Сара Бертон, Шон Лин, осветитель Саймон Шодуа, Себастьян Понс и ассистент Кэтрин Брикхилл. «Я выбрал их потому, что каждый из них по-своему уникален. Они – лучшие в своих областях, – сказал он. – Наша работа похожа на суфле: если ингредиенты некачественные, выйдет дрянь; но если все как надо, суфле замечательно поднимется».
[519] Кроме того, Маккуин предусмотрел место для своего бойфренда, Меррея. «Через несколько дней он предложил: «Переходи работать ко мне», – вспоминает Меррей. – В четверг я вышел на работу и предупредил, что в субботу ухожу. Так как в колледже я изучал бизнес, Ли считал, что я могу вести бухучет. Кроме того, я помогал с пиаром и делал все, что придется».
[520] Когда Маккуин и его сотрудники прибыли в Париж, один французский журналист назвал их «подкидышами», что в то время их немного обидело. «Но, по здравом размышлении, мы такими и были, – сказала Кэтрин Брикхилл, – мы разгуливали в отбеленных джинсах и топах на молнии, что воспринималось как глубокое презрение к модному дому».
[521]
