Я почувствовал пинок сапога Хелмана в мою спину, что вполне заслужил.
– Держи прямо, парень. Не заставляй меня спуститься к тебе вниз.
– Слушаюсь, герр полковник.
– Веди танк внимательно и прямо! – крикнул мне Курт через кожух трансмиссии. – Как трамвай в Мюнхене.
– Черт тебя возьми, Курт, – пробормотал я.
Я и так старался вести танк прямо, хотя и так, при общей скорости нашей колонны в 20 километров в час, с каждой минутой все увеличивалось расстояние между нами и контратакующими русскими танками, двигавшимися за нами. Мы шли обратно все по той же степи, тем самым путем, по которому мы и пришли сюда, а красный диск солнца русской зимы
[24] все ниже опускался к западному горизонту прямо перед нами.
Нам предстояло проделать долгий, долгий путь, много глубже нашего исходного района сосредоточения до захода солнца, в противном случае мы были во всех смыслах обречены.
Оказалось, что наша боевая группа не смогла выполнить порученное ей задание в районе к югу от нас. Вместо того чтобы прикрыть наш фланг и быть готовой отразить удар по центру, мы теперь остались одни в голой степи, глубоко в тылу у русских, если верить данным ранее Хелману сведениям об обстановке…
«Полк советской бронетехники, нового типа, танки серии ИС. Он наступает на нас с северо-запада, беря нас в клещи еще и с юго-востока. Наша боевая группа попала на минное поле и почти полностью уничтожена противотанковой артиллерией – данные нашей разведки оказались неверными. Ныне наша задача состоит в том, чтобы отступить к протекающей западнее реке, соединиться там с остатками штурмовой группы и удерживать восточный берег реки против наступающих сил красных. Если им удастся форсировать реку, они вырвутся на западную равнину. Вы представляете, что это означает».
Мы прекрасно представляли, что это означает.
На равнине западнее располагалось все тыловое хозяйство, на которое рассчитывала наша армия: наши полевые ремонтные мастерские, наши госпитали, наши базы снабжения, наши склады боеприпасов, раздаточные пункты снаряжения и продовольствия, станции разгрузки эшелонов, приходящих с запада, аэродромы, которые мы активно использовали. Помимо всего этого, жизненно необходимое горючее для техники, в подземных, облицованных сталью хранилищах. Если красные опрокинут нас и вырвутся на эту западную равнину… то никакого горючего, никаких боеприпасов, никакого снабжения для нас не будет. И даже границы самого рейха будут открыты для атак русских – совершенно непредставимая ранее ситуация. А наша маленькая колонна превратится в 15 гробов с очертаниями «Тигров», да еще в 10 катафалков с очертаниями «Ханомагов», и все это будет покоиться на далеком кладбище в русском тылу.
– Порой все идет наперекосяк, – пробормотал Курт. – Все как в любви.
– Что ты знаешь о любви?
– Очень многое. Каждый раз, когда получаю денежное довольствие.
Мы оба сидели на своих приподнятых сиденьях, высунув головы из люков корпуса, наша машина двигалась в центре нашей колонны бронетехники. Впереди двигались 5 «Тигров», за ними держались 10 «Ханомагов» с сидящей в них мотопехотой, в том числе там же были и пять русских пленников, которых мы хотели доставить в тыл для допроса. Замыкали колонну последние 10 «Тигров». Теперь мы не шли строем клина – тянулась длинная колонна перегревшихся машин, которые медленно дожигали последние остатки горючего.
Над нами, в вечернем небе, я увидел два наших прекрасных истребителя «Фокке-Вульф-190», прошедших над нашими головами на высоте примерно в 500 метров и тоже следующих на запад. На их крыльях в свете солнца четко просматривались черно-белые кресты рейха. За одним из них тянулся длинный шлейф белого дыма. Как только они исчезли из вида, над нами пронеслись еще два самолета, нижняя половина фюзеляжа которых была покрыта голубой краской, а на крыльях краснели большие звезды. В свой прибор наблюдения я различил, что они догоняют наши «Фокке-Вульфы» над равниной, а спустя примерно полминуты я увидел оранжевый шар вспышки в небе и многочисленные разрывы авиационных снарядов.
Некоторое время спустя воздушный бой над нами стал виден куда яснее.
Наша колонна покинула пространство степи и выбралась наконец на дорогу, проходившую по степи, – но не ту дорогу, что понимается под «дорогой» в Германии, но на более или менее ровную полосу, в качестве роскоши присыпанную сверху щебнем и имевшую кое-где канавы для стока воды. Когда мы двинулись дальше по этой дороге, я заметил тень, пронесшуюся по нашему «Тигру», темную тень крестообразной формы. Взглянув наверх, я увидел один из наших пикирующих бомбардировщиков Ю-87, называемый на всех фронтах солдатами «Штука». Он кружил над нами, переваливаясь с крыла на крыло, из-под обтекателя двигателя у него выбрасывались клубы черного дыма. Я обратил внимание на то, что это был самолет одной из самых последних версий этой модели – не просто пикирующий бомбардировщик, но охотник за танками, с подвешенными под его крыльями двумя пушечными гондолами, из которых высовывались длинные стволы авиационных пушек, снаряды которых пробивали броню моторных отсеков любых советских танков.
[25]
Этот самолет, имевший крылья с изломом типа «обратная чайка» и обтекатели колес неубираемого шасси, обращенными вниз подобно челюстям, снизился над нашей колонной, потом снова набрал высоту, несколько секунд планировал в воздухе, причем из его мотора валил все более плотный черный дым, а затем стал снижаться над степью, явно намереваясь совершить посадку. Я увидел, как он приземлился довольно далеко от дороги, слева по ходу от нас, причем во время посадки сломал хвостовое оперение и крылья – было заметно, как их куски отлетели в стороны. Пропеллер самолета, вращаясь, долетел до нашей колонны, пересек дорогу как раз перед нашим «Тигром» и, потеряв инерцию, свалился по другую сторону дороги.
Я не стал останавливать машину, но идущий перед нами «Ханомаг» остановился, и мне пришлось резко отвернуть, чтобы не столкнуться с ним. Со своего водительского места я мог видеть, что творится внутри бронетранспортера – русские пленные столпились у заднего борта «Ханомага» лицом к хмурым мотострелкам, направившим на них свои винтовки. Когда «Ханомаг» резко затормозил, одна из винтовок, направленных на пленников, дернулась от выстрела – и один из русских качнулся и безжизненно осел вниз. Я увидел, как задние дверцы «Ханомага» быстро открылись – и мертвый пленник был выброшен на дорогу. По моим прикидкам, следующий за нашим танк должен был наехать на этот труп, тогда как я смог, обходя «Ханомаг», вырулить на замерзшее русское поле, на котором слева от меня аварийно приземлившийся самолет остановился и вскоре загорелся.
– Вообще-то мы не транспорт для люфтваффе, – услышал я произнесенные Хелманом слова. – Но у этих летунов может быть важная для нас информация. Фауст, притормози-ка на минуту.
