Я не понимала, почему на маму слова тетки производят такое магическое действие. Своего отца я к тому моменту помнила плохо – он уехал работать за границу, когда мне было четыре. Но, судя по поведению братьев и мамы, папа был строг и очень требователен.
Мама не вернулась ни к обеду, ни к ужину. Братья появились, но за столом хмуро молчали. Тетя Сара напоминала картинку из моей любимой книжки – прямая, со скорбным лицом. Царица Савская.
– В общем, так, – произнесла она четко, когда ужин был окончен. – С сегодняшнего дня в этом доме хозяйка я – до того момента, пока не вернется отец.
– То есть насовсем? – злобно хмыкнул Славка, за что тут же получил подзатыльник и сморщился, но ответить не решился – рука у тетки была тяжелая, а решительности хватило бы на роту солдат.
– Думай, что говоришь – младшие смотрят! Отец вернется через два месяца. Завтра я веду Александру и Семена в школу, а ты, Вячеслав, едешь в институт. Все понятно?
– А можно мне в школу бесконвойно? – подал голос Семен, учившийся уже в десятом классе, а потому считавший появление тетки излишним.
Тетя Сара ехидно поджала губы:
– Где слово такое услышал? По папкиным стопам захотел? Мало мне горя… – и осеклась, глянув в мою сторону. – Хорошо, иди один. Но после уроков заберешь Александру, мне нужно на рынок успеть и обед приготовить.
Семен не решился возражать.
Первое сентября я запомнила на всю жизнь так же, как и день ухода мамы. Учительница мне не понравилась – слишком походила на лягушку из мультфильма, с таким же огромным ртом. И я всю линейку ждала, что она вот-вот высунет длинный язык и поймает пролетающую мимо муху. Неприязнь оказалась взаимной. Я была самой маленькой по росту, но меня посадили на последнюю парту, и оказавшаяся передо мной дылда закрыла спиной доску. Недолго думая, я ткнула ее в спину ручкой. Девчонка заорала, и около меня тут же возникла Алевтина Аркадьевна:
– Ну-ка, встань! Как твоя фамилия?
Я послушно поднялась и выговорила четко:
– Гельман.
Лицо учительницы чуть вытянулось, лягушачий рот скривился:
– А папу твоего как зовут?
– Ефим Иосифович.
– А-а, ну тогда понятно. – Алевтина Аркадьевна отошла к доске и громко сказала: – Если ты еще раз обидишь кого-то из ребят, с тобой никто не будет разговаривать.
Я собрала в портфель пенал, альбом и тетрадку и пошла из класса.
– Гельман, вернись на место! Вернись на свое место, я кому сказала? – неслось мне вслед, но я не обращала внимания.
Возможно, именно Алевтина Аркадьевна своей фразой о «месте» подтолкнула меня к мысли о том, что никто не будет диктовать мне, где оно, мое место, – я всегда буду выбирать сама.
Я прошлась по гулко-пустым коридорам, рассматривая здание, в котором мне предстояло провести десять лет. Ничего мне особо не понравилось, кроме большого «зеленого уголка» на втором этаже, сплошь заставленного цветами, – тетя Сара была любительницей всякого рода комнатной зелени и мне прививала это же чувство. Поэтому там, где были цветы, мне тут же становилось уютно. Именно этот цветочный рай примирил меня со школой в целом.
Я дождалась окончания урока в углу около раздевалки, именно там меня и нашел Семен.
– Ну, как первый день? – он взял мой портфель и протянул руку, за которую я тут же и уцепилась.
– Не буду я сюда ходить, – сообщила я брату, выходя из школы.
Сема рассмеялся:
– Ну, Санька, это у нас семейное. Я в первый день вообще из класса вышел на пятой минуте.
– Я тоже, – со вздохом призналась я, и брат захохотал еще громче:
– Ну, говорю же – наследственность. Славка тоже первого сентября учительницу дурой назвал. Правда, отец с него потом шкуру спустил.
– Сема, а ты помнишь папу? – спросила я, и он чуть помрачнел:
– А ты совсем нет?
– Совсем. Только как он мне куклу подарил – большую, с закрывающимися глазами.
Брат потрепал меня по волосам, сбив набок белый бант, и сказал:
– Ничего, Санька, через два месяца его освободят.
– Освободят? – вцепилась я в незнакомое слово и увидела, что лицо брата скривилось, как при зубной боли. – Как это?
– Вот я трепло, – вздохнул Семка. – Ладно, Сашура, ты не маленькая уже. Постой-ка, – он полез в карман и пересчитал мелочь и бумажные деньги. – Отлично. Идем, отметим твой первый день в школе и заодно поговорим как взрослые. Только чур – тетке ни гугу, поняла?
Я согласно закивала – разумеется, ничего говорить тете Саре я не собиралась. Мы с Семеном вообще очень дружили, хотя я и была моложе его вполовину. Он меня любил, играл со мной, именно к нему я бежала, разбив колено или ободрав локоть. Не к маме – к брату. Мама всегда казалась мне холодной статуей – очень красивая, но какая-то далекая, чужая, неласковая. Семен же, наоборот, всегда старался помочь мне.
Мы пришли в кафе «Красная шапочка», сели за столик, и брат заказал мороженое, лимонад и мой любимый грушевый компот в красивой вазочке. Настроение мое мгновенно улучшилось, я заработала ложечкой, вылавливая пахнущие корицей кусочки фруктов из тягучего сладкого сиропа. Семка сделал глоток и спросил:
– Саша, а ты правда отца совсем не помнишь? Вроде времени не так много прошло.
Я только неопределенно кивнула, занятая поглощением компота. Но потом вдруг в памяти всплыло слово «освободят», и я отложила ложку.
– Сема, а что такое – освободят?
– Санька, я тебе расскажу сейчас, раз проговорился, но ты имей в виду – никто знать не должен. Иначе меня тетка… ну, ты понимаешь? – Он выразительно посмотрел мне в глаза, и я поняла – то, что я сейчас узнаю, больше никто знать не должен. У нас с братом будет своя настоящая тайна. – В общем, папа не работает за границей, он там даже не был никогда. Он… сидит в тюрьме, Санька.
Я почувствовала, как по телу бегут мурашки от ужаса и восторга – папа в тюрьме?! Как Ленин, книжку о котором нам читали еще в детском саду?! Мне и в голову не могло прийти, что бывают еще и те, кто не «как Ленин». Я не допускала мысли, что папа может быть там потому, что совершил какое-то плохое дело.
– А… за что? – еле выдохнула я, приготовившись узнать, что мой папа – настоящий герой, но Семен криво хмыкнул:
– За то, что пытался деньги забрать у одного… в общем, должен ему был один человек, вот папа и хотел вернуть. Да перестарался чуток.
– Как это? – Я не понимала ни слова, но любопытство просто раздирало.
– Этого я тебе не буду рассказывать, маленькая ты все-таки.
Вдруг лицо Семена изменилось, он как-то подобрался, сел прямо и посмотрел куда-то поверх моей головы. Я обернулась – в дверях кафе стояли двое в натянутых почти на самые глаза кепках. Один заметил нас, ткнул второго в бок локтем, и они направились к нашему столику.
