— Я знаю только об одном. Его зовут Мёллер; живет в Софии. В турецкой полиции мне сказали, что он немецкий агент.
— Но сейчас он не может до вас добраться.
— Боюсь, может. Пока я был на берегу, на борт поднялся еще один пассажир.
— Коротышка, от которого несет духами? Мавродопулос? Но…
— Настоящее его имя — Банат. Он тот самый наемный убийца, что стрелял по мне в Стамбуле.
— Откуда вы знаете? — спросила она, затаив дыхание.
— Он следил за мной в «Ле Жоке». Пришел туда убедиться, что меня нет в гостинице и можно вломиться в номер без помех. Когда он стрелял, в комнате было темно, но потом в полиции мне показали фотографию, и я его опознал.
Помолчав, она медленно проговорила:
— Плохо дело. Тот коротышка — грязный тип.
— Да уж, плохо.
— Вам надо идти к капитану.
— Спасибо, уже пробовал. Дальше эконома не продвинулся. Он решил, что я либо пьян, либо свихнулся, либо лгу.
— Что вы собираетесь делать?
— Пока ничего. Банат не догадывается, что я его узнал. Скорее всего следующую попытку он предпримет только в Генуе. Когда мы туда прибудем, я обращусь в британское консульство и попрошу связаться с полицией.
— Мне кажется, ему известно про ваши подозрения. Когда мы перед ужином собрались в салоне и француз вел речь о поездах, тот человек за вами наблюдал. И мистер Куветли тоже на вас смотрел. Вы тогда странно выглядели.
В животе у Грэхема что-то перевернулось.
— Вы имеете в виду — до смерти напуганным? Признаю. Я напугался. А как мне не бояться? Я не привык, что меня стараются убить. — Он повысил голос, чувствуя, как трясется от нервной злости.
Жозетта снова ухватила его за руку:
— Тсс! Не надо так громко. А это так важно — что он знает?
— Если знает, тогда ему придется действовать до того, как мы причалим в Генуе.
— На таком маленьком корабле? Он не осмелится. — Она подумала. — У Хозе в ящике есть револьвер. Попробую вам его достать.
— У меня тоже есть револьвер.
— Где?
— В чемодане. Если положить в карман, его видно, а я не хотел показывать, что осведомлен об опасности.
— Если станете носить с собой револьвер, никакой опасности не будет. Пусть тот человек его заметит. Когда собака видит, что ее боятся, — она кусает; покажите, что вы можете дать отпор, — и бояться станут вас. — Она взяла Грэхема за другую руку. — Вам не о чем волноваться. Вы доплывете до Генуи и отправитесь там в британское консульство. Не обращайте внимания на эту провонявшую духами гадину. Когда окажетесь в Париже — уже и думать о нем забудете.
— Если доберусь.
— Вы просто невозможный. С чего бы вам не добраться до Парижа?
— Вы думаете, что я глуп.
— Я думаю, что вы устали. Ваша рана…
— Простая царапина.
— Дело не в глубине раны. Вы испытали шок.
Грэхему вдруг захотелось рассмеяться. Жозетта говорила правду: он все еще не отошел от той адской ночи с Копейкиным и Хаки. Он был на взводе и тревожился попусту.
— Жозетта, когда мы приедем в Париж, я угощу вас таким роскошным ужином, какой только можно купить за деньги.
Она придвинулась ближе.
— Мне ничего от вас не нужно, chéri. Только хочу вам нравиться. Я вам нравлюсь?
— Конечно, нравитесь. Я же говорил.
— Да, говорили.
Левая рука Грэхема коснулась пояса ее пальто. Внезапно Жозетта всем телом прижалась к Грэхему; в следующую секунду он сжимал ее в объятиях и целовал.
Когда у него устали руки, Жозетта отодвинулась назад и прислонилась отчасти к Грэхему, отчасти к поручням.
— Теперь лучше, chéri?
— Да. Лучше.
— Тогда я закурю.
Он дал ей сигарету.
— Вы сейчас думаете о той леди в Англии? О вашей жене? — спросила Жозетта, глядя на Грэхема над огоньком спички.
— Нет.
— Но будете о ней думать?
— Если вы станете все время о ней говорить — буду.
— Понимаю. Я для вас — лишь часть путешествия из Стамбула в Лондон. Как мистер Куветли.
— Не совсем. Мистера Куветли я бы целовать не стал.
— Что вы думаете обо мне?
— Что вы очень красивая. Мне нравятся ваши волосы, ваши глаза и запах ваших духов.
— Это приятно. Можно вам кое-что сказать, chéri?
— Что?
Она тихо зашептала:
— Корабль маленький. Каюты маленькие. Стены тонкие. И всюду люди.
— Ну?..
— А Париж большой. Там уютные отели с большими комнатами и толстыми стенами. Можно не встречаться ни с кем, кого не хочешь видеть. И знаете, chéri, когда путешествуешь из Стамбула в Лондон и приезжаешь в Париж, иногда нужно бывает выждать целую неделю, прежде чем отправиться дальше.
— Неделю — это долго.
— Все из-за войны. Вечно разные задержки. Разрешения покинуть Францию приходится ждать несколько дней. В паспорт должны поставить особую печать — если ее нет, на поезд до Англии не пустят. За печатью надо ходить в префектуру, а там страшная волокита. И вы торчите в Париже, пока старухи из префектуры не найдут время рассмотреть вашу заявку.
— Какая досада.
Жозетта вздохнула.
— Мы чудно могли бы провести эту неделю или дней десять. Я не про «Отель де Бельж»; паршивое место. Есть «Ритц», и «Ланкастер», и «Георг Пятый»… — Она замолкла, ожидая ответа.
— А еще «Крийон» и «Морис», — докончил Грэхем.
Жозетта сжала его руку:
— Вы очень милый. Но вы меня понимаете? Снять квартиру дешевле, только на такой короткий срок нам ее не сдадут. А в дешевой гостинице будет скучно. Но излишняя роскошь мне тоже не по душе. Есть прелестные отели, где номер обойдется дешевле, чем в «Ритце» и «Георге Пятом»; можно будет больше потратить на еду и танцы. Даже во время войны есть где развлечься. — Она нетерпеливо махнула горящей сигаретой. — Впрочем, зря я все о деньгах. Так вы убедите старух в префектуре выписать вам разрешение слишком быстро — и разочаруете меня.
— Знаете, Жозетта, — сказал Грэхем, — еще минута — и мне покажется, что вы говорите всерьез.
— А вы полагаете, не всерьез? — возмутилась она.
— Абсолютно убежден.
Она расхохоталась:
— Вы умеете вежливо нагрубить. Скажу Хозе — его это позабавит.
— Не уверен, что хочу забавлять Хозе. Спустимся?
— А, вы сердитесь! Думаете, я над вами потешаюсь.
