Я помогла этому человеку подняться с самого дна, месье. Стоял декабрь. Господи, как же было холодно! В восточных районах люди умирали быстрее, чем если бы их расстреливали из пулемета. Понимаете, в то время я не имела, как сейчас, своего дела. Конечно, тогда я была молода. Меня часто просили позировать для фотографий. Одна мне очень нравилась. На мне простая драпировка из белого шифона, прихваченная поясом на талии, и венок из маленьких белых цветов. В правой руке, которая опиралась на прелестную белую колонну, я держала красную розу. Ее печатали на почтовых открытках pour les amoureux,
[14] а фотограф подкрасил розу и внизу открытки добавил миленькое стихотворение.
Темные влажные веки прикрыли глаза, и она тихим голосом продекламировала:
Je veux que mon coeur vous serve d’oreiller,
Et à votre bonheur je saurai veiller.
[15]
— Очень мило, не правда ли? — Легкий призрак улыбки тронул ее губы. — Несколько лет назад я сожгла все свои фотографии. Иногда жалею об этом, но думаю, что поступила правильно. Плохо, если все время напоминают о прошлом. Вот почему, месье, сегодня ночью я разозлилась, когда вы заговорили о Димитриосе. Он в прошлом. А нужно думать о настоящем и будущем.
Но Димитриос не тот человек, которого можно так просто забыть. Я знавала многих мужчин, однако боялась только двоих. За одного я вышла замуж, а другой… Димитриос. Люди ошибаются. Думаешь, что человек хочет, чтобы его поняли, хотя на самом деле он хочет, чтобы его поняли только наполовину. А если человек на самом деле тебя понимает, то это пугает. Мой муж меня понимал, потому что любил, и я из-за этого его боялась. Но когда он устал меня любить, я смогла над ним посмеяться, и страх ушел. Димитриос был не такой. Он понимал меня лучше, чем я сама. Но при этом не любил. Не думаю, что он вообще был способен любить. Я надеялась, что придет время и я тоже смогу над ним посмеяться. Увы, этот день так и не настал. Над Димитриосом нельзя было смеяться. Я это поняла. Когда он исчез, я его возненавидела и говорила себе, что это из-за той тысячи франков, которую он был мне должен. В доказательство я записала это в своей записной книжке. Но я себя обманывала. Он был мне должен больше, чем просто тысячу франков. Он всегда тянул из меня деньги.
В то время я жила в отеле. Противное место, куча мерзавцев. Хозяин — грязный подонок, но дружил с полицией, и пока ты платил за комнату, проблем не возникало, даже если документы были не в порядке.
Стены в отеле были тонкие. Как-то днем, отдыхая, я услышала, что в соседней комнате хозяин на кого-то кричит. Сначала я не придала этому значения, так как он всегда кричал, а через некоторое время стала прислушиваться. Они говорили по-гречески, а я понимаю этот язык.
Хозяин угрожал вызвать полицию, если за комнату не заплатят. Ответа я не разобрала. В конце концов хозяин ушел, и все стихло. Я почти заснула, когда кто-то стал нажимать на ручку моей двери. Дверь была заперта на засов. Я смотрела, как ручка медленно вернулась на место, — видимо, ее отпустили. Потом раздался стук.
Я спросила: «Кто там?» — но не получила ответа. Решив, что, возможно, это один из моих друзей, я подошла к двери и отперла ее. Снаружи стоял Димитриос.
Он спросил по-гречески, можно ли войти. Я поинтересовалась зачем, и он сказал, что хочет со мной поговорить.
Я спросила, откуда ему известно, что я знаю греческий, но он не ответил. Тогда я поняла, что это человек из соседней комнаты. Пару-тройку раз мы сталкивались с ним на лестнице, и со стороны он всегда казался очень вежливым, хотя и слегка нервным. Однако сейчас он был спокоен. Я сказала, что отдыхаю и, если нужно, он может зайти попозже. Но он лишь улыбнулся, распахнул настежь дверь, вошел и прислонился к стене.
Я приказала ему убираться, пригрозив позвать хозяина, а он продолжал улыбаться и стоять, где стоял. Потом он спросил, слышала ли я, что говорил хозяин, и я ответила, что нет.
Испугавшись, я направилась к столу. Там в ящике у меня лежал пистолет. Но он, видимо, догадался, что я задумала, потому что как бы случайно пересек комнату и прислонился к столу. А потом попросил одолжить ему денег.
Дурой я никогда не была. Высоко в занавесках я приколола тысячу левов, а в сумке носила только пару монет. Я сказала, что денег у меня нет. Он этого как будто даже не заметил: стал рассказывать о том, что ничего не ел со вчерашнего дня и что плохо себя чувствует. Все время, пока он говорил, его глаза обшаривали комнату. Я испугалась и повторила, что денег нет. Зато предложила немного хлеба, и он согласился.
Я достала из ящика хлеб и протянула ему. Ел он медленно, все еще опираясь на стол. Когда доел, то попросил сигарету. Я дала. Потом он заявил, что мне нужен покровитель. И я уже тогда знала, что так и будет.
Я ответила, что сама могу справиться со своими делами. А он обозвал меня дурой и обещал это доказать. Сказал, что если я сделаю, как он хочет, то в тот же день он достанет пять тысяч левов и отдаст мне половину. Я заинтересовалась, и он предложил написать под его диктовку записку. Имя того, кому предназначалась записка, я никогда не слышала. Нужно было просто попросить пять тысяч левов. Я решила, что он свихнулся, и, чтобы от него отвязаться, все сделала и подписалась «Ирана». Он назначил встречу в тот же вечер в кафе.
Я решила на встречу не ходить. И когда на следующее утро он снова пришел ко мне, я его не впустила. Он очень разозлился и сказал, что у него для меня есть две с половиной тысячи левов. Конечно, я ему не поверила, но он просунул банкноту в тысячу левов под дверь и сообщил, что я получу остальные, когда впущу его. Я открыла дверь, и он сразу же отдал мне еще полторы тысячи. Мне стало интересно, где он их взял. Димитриос ответил, что сам доставил записку и тот человек незамедлительно дал ему денег.
Я всегда отличалась тактичностью. Меня не интересуют настоящие имена моих друзей. Димитриос же проследил одного из них до дома, выяснил, как того зовут на самом деле и что он влиятельный человек, и с помощью моей записки угрожал рассказать его жене и дочерям о нашей дружбе.
Я сильно разозлилась. Из-за каких-то двух с половиной тысяч левов я потеряла одного из хороших друзей. Но Димитриос сказал, что сможет найти мне друзей побогаче. Он также сказал, что отдал мне эти деньги, чтобы продемонстрировать свое серьезное отношение: ведь он мог написать записку сам и сходить к моему другу без моего ведома.
Я поняла, что это правда. И также осознала, что если не соглашусь, он лишит меня и других друзей. Так Димитриос стал моим покровителем. Он и правда нашел мне друзей побогаче. Но и себя не обижал: стал покупать модную одежду и захаживать в лучшие кафе.
Вскоре один мой знакомый объяснил, что Димитриос ввязался в политику и часто посещает места, за которыми наблюдает полиция. Я его обозвала дураком, но он не отреагировал, зато сказал, что скоро заработает кучу денег. Потом вдруг разозлился и заявил, что не хочет больше быть в тени, что устал быть бедным. А когда я напомнила, благодаря кому он не страдает от голода, он прямо набросился на меня:
