Книга Люди-мухи, страница 57. Автор книги Ханс Улав Лалум

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Люди-мухи»

Cтраница 57

Начальник участка Ханс Андерссон уже ждал меня в своем кабинете с кофе и пирогами. Выглядел он примерно так, как я его себе и представлял: седеющий мужчина за шестьдесят, на полголовы ниже меня, но гораздо тяжелее. У него сохранилась отличная выправка, глаза были ясные, рукопожатие крепкое, улыбка – приветливая. Но голос оказался мягче, чем я ожидал, а первая фраза стала совсем неожиданной:

– Добро пожаловать! Всегда приятно видеть соотечественника!

Заметив мое удивление, он рассмеялся и поспешил объяснить:

– Когда-то я проходил здесь подготовку под именем Ханса Андерсена из Норвегии. И вот на Пасху познакомился с красивой местной девушкой, и жизнь сложилась по-другому… Я окончил полицейский колледж в Гётеборге и с тех пор служу здесь. – Он быстро нагнулся ко мне и понизил голос: – Мне не всегда было просто. Распад союза произошел всего за пару десятилетий до того, представители старших поколений еще испытывали массу предубеждений против норвежцев. Мой тесть сразу объявил: он еще смирится с зятем-норвежцем, но не потерпит, чтобы его внуки носили норвежскую фамилию. Так Ханс Андерсен стал Хансом Андерссоном. – Он помолчал и задумчиво откусил кусок булки. – Постепенно жизнь налаживалась, но началась война, и все снова осложнилось. В первые два года многие сочувствовали немцам и верили, что те победят. Знаете, наверное, что норвежский министр иностранных дел Кут приезжал в Сэлен в сороковом году? Ему дали понять, что он здесь нежелательная персона и король рискует своей свободой, если он приедет в Швецию. – Он снова задумался, и я подал знак, чтобы мой собеседник продолжал. Я понял, что разговор будет долгим и интересным. – К счастью, в сорок втором – сорок третьем годах настроение в обществе резко изменилось. Распространялись вести о казнях и арестах в Норвегии; мы осознали, что немцы вынуждены защищаться. Из Стокгольма поступил приказ: принимать беженцев из Норвегии и заботиться о них. Мы разработали четкий порядок действий. Сначала беженцев регистрировали надлежащим образом – здесь, на первом этаже. Затем их переводили в гостиную моей квартиры наверху, где кормили и поили горячим кофе. Не раз мы оставляли их ночевать в одной из гостевых комнат. Вы, наверное, представляете, сколько мы пережили. Зато мне довелось видеть здесь, у этого здания, одного из счастливейших людей на свете.

– Помните, когда вы впервые встретили Харальда Олесена?

Ханс Андерссон радостно улыбнулся:

– Тот день я помню очень хорошо, потому что был канун Рождества сорок второго года. Они шли всю ночь и спустились в долину вскоре после завтрака – мы как раз начали украшать рождественскую елку. Его настоящее имя я узнал гораздо позже. Во время войны здесь, на шведской стороне, его прозвали Соколиным Глазом. Это прозвище из книги про индейцев; оно очень шло ему. В профиль Харальд Олесен напоминал сокола, и зрение у него было лучше, чем у многих. Тогда ему было под пятьдесят, но выглядел он гораздо моложе. Позже я часто думал об этом – их прозвища были, наверное, довольно рискованными, и потому мы редко так их называли. Прозвище Соколиный Глаз отлично подходило Харальду Олесену, а Оленья Нога – к его напарнику. Однажды я заикнулся об этом в разговоре с Харальдом Олесеном, но он только рассмеялся и ответил: никто ни в чем не заподозрит Оленью Ногу, а на самом деле ему куда больше подходит прозвище Кошачья Лапа. Так оно и было. Оленья Нога во многих отношениях был примечательным молодым человеком. Походку действительно имел летящую. Мы даже шутили, бывало, что он не оставляет за собой следов даже на свежевыпавшем снегу. Никогда – ни раньше, ни потом – я не встречал человека, который бы так грациозно ходил – он, казалось, как будто все время пританцовывал, словно боксер-легковес, выбирающий, когда нанести удар. Понимаете, о чем я? Еще он напоминал сжатую пружину, готовую в любой миг распрямиться.

Я кивнул, так как видел несколько боксерских поединков и представлял, что он имеет в виду. Кроме того, понятно было, что Ханс Андерссон наслаждается рассказом и спешить не намерен.

– Очень интересно. Когда вы впервые увидели Харальда Олесена, Оленья Нога был с ним?

Мой собеседник энергично закивал:

– Да, они тогда пришли вдвоем, как и во все последующие разы. Любопытная история! Харальд Олесен всегда производил впечатление человека очень умного и способного. Я совсем не удивился, услышав после войны, что он стал министром. Но когда он работал в Сопротивлении, все знали об одном его недостатке, которого он, видимо, стеснялся. Он сам рассказал мне в свой третий или четвертый приход, хотя я, конечно, ничего не замечал. Харальд Олесен почти не умел ориентироваться в пространстве. Если бы он вел беженцев через горы один, они, наверное, так никуда бы и не дошли. Оленью Ногу он называл своими картой и компасом. Насколько я понял, Оленья Нога отлично знал горы еще с довоенного периода; кроме того, он обладал природным чутьем.

Ханс Андерссон помолчал, вежливо ожидая, пока я закончу записывать его слова. Я нетерпеливо махнул рукой, чтобы он продолжал.

– Многим беженцам повезло благодаря тому, что умение ориентироваться не изменяло Оленьей Ноге; помню, как они плакали от счастья, добравшись к нам. Мы каждый день поднимали возле участка флаг; он служил сигналом для беженцев, переходивших границу. Много раз мы видели слезы радости на глазах тех, кто спускался в нашу долину. Они издали видели флаг и понимали, что благополучно добрались до нейтральной страны. Самых первых беженцев я особенно хорошо запомнил из-за одного парня, совсем молодого: в сорок втором году ему исполнилось всего шестнадцать. Он сам говорил мне об этом, когда десять лет спустя приезжал сюда с женой и ребенком, чтобы поблагодарить нас, и привез нам подарки.

Трогательная история, но ее я уже слышал. Очевидно, речь шла о том же самом беженце, которого прятали сторож Хансен и его жена в подвале того самого дома, где позже убили Харальда Олесена. Похоже, мы приближались к сути; скоро покажется и Оленья Нога!

– Все, что вы говорите, очень интересно, но мне хотелось бы подробнее узнать о парне по прозвищу Оленья Нога. Насколько я понял, его настоящего имени вы не знаете. Но что еще можете рассказать о нем? Возраст, откуда он родом и тому подобное. Кстати, он, случайно, не был иностранцем? Не говорил с американским акцентом?

Ханс Андерссон сокрушенно развел руками:

– Оленья Нога говорил по-норвежски без всякого акцента. Насколько я помню, никаких ярко выраженных признаков диалекта у него тоже не было. Он мог быть уроженцем любых краев на востоке Норвегии. Скрытный был парень и ничего о себе не рассказывал. Зато у меня сохранилась его фотография времен войны!

Ошеломленный, я следил за ним. Ханс Андерссон не спеша выдвинул ящик стола и достал оттуда старый черно-белый снимок.

– Не помню, кто и когда ее сделал, но, должно быть, кто-то фотографировал. Мне дал ее тот самый молодой беженец, когда приезжал к нам много лет спустя, а после вашей телеграммы я снова ее откопал. Так что, скорее всего, ее сделали двадцать третьего декабря сорок второго года. Молодой беженец, о котором я говорил, стоит справа, а Оленья Нога – слева. – Он подтолкнул ко мне фотографию, содержавшую тайну, изображением вниз. – Вы, наверное, поймете, что имел в виду Харальд Олесен, когда говорил, что никто ни в чем не заподозрит Оленью Ногу – и почему я назвал его примечательным молодым человеком, – заметил он с лукавой улыбкой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация