Он безапелляционно выставил меня за дверь, и мне пришлось покинуть здание банка.
Я добрела до ближайшего телефона-автомата и отменила заказ на билет, так как поезд отходил уже через десять минут.
– Следующий будет только завтра, – объяснили мне вежливо в трубку. – Будете заказывать?
– Да, наверное... – неуверенно обронила я, так как ровным счетом не представляла себе, что же мне теперь предпринимать.
Возвращаться домой смысла не было. Квартира пуста... Из гостиничного номера я съехала. Настя все еще пребывала в бессознательном состоянии, и в визите к ней мне категорически отказали. Виктора охраняла пара дюжих молодцов, которые бы меня и на пушечный выстрел не подпустили к его палате. Тут Наталья, думаю, постаралась, дав на мой счет отдельные указания. Славка почему-то покинул молодую жену, сойдя с поезда в Белореченске, и у него, оказывается, были какие-то неприятности. Почему я об этом узнаю последней и от чужих людей?
Как все это расценивать? Что под этим подразумевать? Кто бы смог подсказать мне верный шаг, я не знаю...
Еле перебирая ногами, я добрела до сквера, располагавшегося напротив банка. Села на скамейку и заревела. Мне было жаль себя, наверное, впервые с тех давних детских пор.
Тогда я часто плакала. Когда от страха, когда от боли, а еще – от одиночества и невозможности все изменить. Потом все это прошло. То ли внутри у меня все окаменело. То ли я просто не позволяла боли взять верх надо мной. А может быть, от того, что с рождением Славки я никогда более не чувствовала себя по-настоящему одинокой. Сейчас же я осталась совершенно одна...
Слезы капали на мои колени, оставляя мокрые кляксы на светлой джинсовой ткани. И их, этих клякс, было уже предостаточно, но я, ничего не замечая, продолжала плакать. Так больно и горько мне не было уже давно.
Что мне сейчас делать? В какой край подаваться, если вопросов после визита в банк и на работу у меня стало гораздо больше, чем было!
Какие неприятности могли быть у моего сына, от которых так рассвирепел Виктор? Почему почти сразу после этого Виктор попадает под машину с номерами города Белореченска? Какое отношение он мог иметь к городу, где прошло мое детство? Или все-таки все действительно началось с меня?
С меня... А кто я, собственно, такая? Чем таким противоестественным, способным вызвать гнев крутых людей, я могла заниматься последнее время? Только-то и совершила, что продала теткину недвижимость. Так там все прошло гладко и почти без сучка и задоринки. Если, конечно, не брать в расчет бюрократические заморочки с оформлением бумаг. И еще... И еще эту нелепую смерть этого, как его там, кажется, Гоши – специалиста по улаживанию всяческих проблем, связанных с оформлением купли и продажи недвижимости. Но его смерть никоим образом не пересеклась с нашими интересами! Или нет... Так ли уж не пересеклась? Может быть, в этом как раз и кроется разгадка?
Внезапно застыдившись своих слез, я вытащила из сумки платок, вытерла глаза и оглянулась. Сквер был почти пуст, что не казалось особенно странным, учитывая разгар рабочего дня. Через скамейку от меня ворковали влюбленные, и им было абсолютно все равно, что поделывает некая дама в десятке метров от них. На соседней аллейке, параллельной, подремывал какой-то мужчина в солнцезащитной шляпе, но сидел тот спиной ко мне и слезы мои вряд ли заметил. Еще кто-то катал коляску, но это было так далеко, что мне виден был лишь один силуэт.
Факт отсутствия свидетелей моей неожиданной душевной слабости немного меня взбодрил, и я постаралась додумать свою внезапную догадку до конца.
На чем это я остановилась?
Кажется, на покойном Гоше, чья смерть – единственное прискорбное происшествие, которое имело место случиться в дни моего визита в Белореченск. Потом был визит милиционера. Как же его звали, дал бы бог памяти... Какое-то имя у него еще было странноватое, никак не вяжущееся с нашим совковым представлением о милиции и ее представителях... Арсений! Вот, точно! Его звали Арсений! И был он до безобразия красив, обходителен и... голоден. Начал кушать сразу, как вошел. Нет, сначала представился, очаровал нас своими манерами, включающими в себя полное отсутствие комплексов. А потом ушел... Нет, он не сразу ушел. Он что-то еще такое говорил перед уходом. Комплименты говорил, это точно. А что же еще?
Я даже на скамейке заерзала от нетерпеливого желания все вспомнить. Ну почему женщины постоянно забивают свою голову всяческим вздором, упуская самые важные детали? Зачем мне, к примеру, помнить, как была одета покупательница загородного дома моей тетки? А ведь помню! Помню все до мельчайших подробностей. И зонтик ее тросточкой, и кофту с брюками, и ридикюль, и даже кеды на ногах помню. А мне оно нужно?.. Мне бы вспомнить, что еще такое сказал мне перед уходом Арсений, кроме комплиментов! Кстати, его гардероб я тоже очень отчетливо вижу, словно только вчера с ним расстались. Помню, еще очень удивилась стоимости его рубашки, стильной и явно очень дорогой. А вот слов его не слышу. Дурдом, да и только! Рубашку его вижу, а что сказал... И вот тут-то меня едва не пригвоздило к месту.
– Господи, господи, господи, – зашептала я, чувствуя, как мгновенно онемели мои ноги. – Я вспомнила! Я вспомнила...
Я действительно вспомнила, но не его слова – нет. Я отчетливо вспомнила его рубашку и еще пуговицы, на которые та застегивалась. Овальной формы, с чуть вогнутой серединой! Одна половинка – перламутрово-сиреневого цвета, вторая – бледно-голубого, такую пуговицу к белой рубашке не пришьешь. И именно такая была зажата в руке бедной Насти!
– Господи! – опять потрясенно выдохнула я. – Это что же получается?
А получалась абсолютная ерунда, которая никак не хотела укладываться в моей голове.
Зачем милиционеру из города Белореченска ехать за сотни верст и совершать нападение на мою соседку? Значит ли это, что она его узнала? Что именно он устраивал обыск в моей квартире, пока мы с ней сидели во дворе на скамеечке? Так, что ли, получается? Нет, не получается, потому что Арсений был со мной почти одного роста и достать своей блондинистой головой до чугунного уродца, свисающего со светильника, никак не мог. Но он мог просто с досады ударить по нему? Конечно, мог. Как мог любой другой злоумышленник, надев на себя такую же, как у него рубашку, совершить нападение на Настю, а затем и на бедного оператора, который имел несчастье снять этого человека на пленку...
Ах, если бы Настя очнулась и рассказала мне все, чтобы я не блуждала в потемках! Но дежурный врач строгим голосом отчеканил мне в телефонную трубку, что, хотя положение стабилизировалось, о посещениях не может быть и речи.
Придется, видимо, разбираться в одиночку.
Не получилось...
Пока я сидела и тестировала собственные мозги на сообразительность, дремавший доселе на соседней аллее мужчина в соломенной шляпе пробудился. Он встал и потянулся так, что мне отчетливо пригрезился хруст его суставов. Потом он повернулся, приподнял с головы шляпу, помахал ею в мою сторону в знак приветствия, и я не без содрогания узнала в нем полковника.
