Лариса открыла глаза и ужасно удивилась тому, что лежит на снегу, а над ней склоняются какие-то смутно знакомые лица. Впервые в жизни она упала в обморок и теперь чрезвычайно неторопливо возвращалась к действительности. Какие-то люди тормошили ее, пробовали поднять, но тут же снова роняли в сугроб. Через пару мгновений Лариса разозлилась такому бесцеремонному обращению со своей особой, оттолкнула чужие руки и сама приняла сидячее положение. И только теперь она разглядела толком, кто пытался оказать ей помощь. Это были приютские воспитанники: Света Иванова и мальчик, который всегда был рядом с ней, кажется Толик.
— Что со мной случилось? — строго спросила детей Лариса.
— Ты в обморок хлопнулась, тетя, — с готовностью пояснила ей Светка. — Это у тебя от холода сосуды смерзлись. У меня самой так много раз бывало.
— Какого дьявола вы таскаетесь за мной целый день?
Дети переглянулись, и Света объяснила:
— Мы на самом деле глухонемую твою пошли искать. А на Фонтанке тебя увидали. Как раз к тебе козел какой-то клеился. Я б ему навешала люлей, хорошо, что сам отлип. И Толик предложил за тобой ходить, смотреть, чтобы ты еще во что-нибудь не вляпалась.
— Спасибо, — растерянно произнесла Лариса. — Как видите, ваша помощь мне очень пригодилась.
— Видим, — не стала скромничать Света. — Если б не мы с Толиком, нашли бы тебя завтра по утряне под сугробом.
— А Толик умеет говорить? — невесть зачем, так и не встав на ноги, поинтересовалась Лариса.
— Конечно, — вроде даже обиделась Светка. — Он же не такой, как твоя глухонемая девка. Кстати, ты что, мать ее, что ли?
Лариса поднялась на ноги, рассеянно провела несколько раз ладонями по шубе, сметая прилипшие комья. В этот момент, вследствие ли обморока или по каким другим причинам, все в голове ее как-то прояснилось, стало на свои места. Она вдруг отчетливо поняла, что никто Леру не похищал и никто не потребует за нее выкуп. И ответила детям:
— Нет, Лере я не мать. Она дочь моего хорошего знакомого. И кстати, я прямо сейчас собираюсь ему позвонить.
— Она нашлась, нашлась! — орал Василий, увлекая к машине словно оцепеневшую от неожиданности Наташу. — Представляешь, наши ребята подобрали ее на улице, примерно с час назад. Говорят, она просто шла куда-то не спеша. Петя говорит, сегодня в отделении вообще аншлаг. Теплоцентрали полопались к черту, в подвалах ледниковый период. Вот бомжи и побежали сдаваться. Уже обезьянник забит, а они все идут и идут. А что с ними поделаешь? Ребята ведь понимают: сейчас не примешь — утром придется из снега вырубать. Пусть уж отпразднуют в тепле.
— Это точно Лера? — садясь в машину, только и смогла выговорить Наташа.
— Железно! Я ее тому же Петьке уже десять раз описывал. А потом, молчит, на вопросы не отвечает. Я попросил ее на всякий случай запереть в каком-нибудь кабинете.
— Господи, как преступницу, — содрогнулась девушка.
— Так ведь мы ее враз освободим! — заволновался майор. — Да, и вот еще: помните, я вам рассказывал про глухонемую старуху, которая на моем участке бомжует? Так вот, ее тоже прихватили. Я велел Петюне запереть их вместе. Пусть поболтают по-своему, пока суд да дело.
(Петров так и не поверил до конца, что Лера может слышать и говорить, и в глубине души продолжал думать о ней как о глухонемой.)
Минуты через две Василий вдруг на ходу как-то торжественно тронул Наташу за плечо.
— Что? — вздрогнула девушка.
— С Новым годом вас, Наташа! Все, пробило! Слышите, как на Невском орут? Герои-полярники, блин!
— Я вас тоже поздравляю, — вымученно улыбнулась Наташа. — Но для меня Новый год наступит, когда я увижу Лерочку.
До отделения в обычный день Василий долетел бы и за три минуты. Теперь же пришлось возиться все десять. Тем более что Невский был перекрыт и по нему с воплями двигалась толпа смельчаков, решившихся в такую погоду выбраться на улицу. В отделении их уже встречал чернявый лейтенант с детским, немного испуганным лицом. Видимо, это и был тот самый Петюня.
— Слушай, тут такое дело, — начал он прямо на пороге, хватая майора за рукав и недоверчиво косясь в сторону Наташи.
— Убежала?! — ахнула Наташа, заметив его смятение.
— Да нет, дамочка, не волнуйтесь, — замахал руками Петюня. — Тут другая загвоздка. Вы на вахте подождите, а мы с Василием сходим…
— Нет! — закричала Наташа так, что видавший виды милиционер схватился за кобуру. — Я тоже пойду.
— Да, действительно, мы пойдем поглядим, — отстраняя лейтенанта, двинулся вперед Петров.
Петюня, позвякивая ключами, скоро обогнал их и возглавил процессию.
Кабинет, в котором он запер девочку, находился на втором этаже. Тут Петюня повел себя странно: сперва опустился на корточки и прилип щекой к замочной скважине. Хмыкнул растерянно и открыл дверь.
Сперва Наташа даже не поняла, что там происходит. В мертвенном освещении кабинета ей почудилась странная фигура, мало похожая на человеческую. Тревожно обвела она кабинет глазами, отыскивая Леру. Но девочки там не было. Она снова уставилась на странную фигуру и вдруг разглядела Леру, обнимавшую за шею худую оборванную женщину в платке. Та в ответ крепко держала девочку за плечи.
— Лера, что происходит? — крикнула Наташа, совсем забыв, что от девочки бесполезно ждать ответа.
Однако неожиданно Лера повернула к ней голову и сказала:
— Наташа, а я свою маму нашла. Вот она, посмотри. — И спрятала зареванное лицо на плече женщины.
Та на один миг тоже глянула в сторону двери, платок сполз с ее головы, и стало видно лицо.
— Смотри-ка! — в ухо Наташе ахнул Василий. — Да она молодая совсем! А мы думали — старуха. Допросить-то невозможно.
И тут нервы у Наташи сдали окончательно. Она уткнулась майору в плечо и заплакала, стараясь, правда, делать это бесшумно. Ей было неудобно вылезать со своими эмоциями на первый план. Пораженный до глубины души Василий одной рукой осторожно обхватил девушку за плечи, а другой зачем-то начал активно тереть глаза. Петюня умчался со словами, что ему куда-то нужно срочно позвонить.
Так и получилось, что из всех присутствующих не плакала только невысокая женщина. У нее давно уже не осталось слез…
Морозовы между собой жили дружно. Даже невзирая на жилищные условия, которые у них с течением времени не улучшались, а только хуже становились. В середине девяностых серьезно заболел глава семейства, Валентин Петрович Морозов. Потребовалась срочная трансплантация почки. Тогда была продана трехкомнатная квартира в Озерках и куплена двухкомнатная, барачного типа, на выселках. Разница пошла на лечение. Валентин Петрович продержался еще пару лет, и умер обидно, от простуды, давшей осложнение на так недешево доставшуюся почку.
Братья, Борис и Павел, жили в одной комнате, но особенно друг с другом не общались. Просто в силу того, что слишком разные были у них интересы. Павел Валентинович занимался наукой в одном чудом сохранившемся НИИ и очень гордился тем, что во времена чистогана сумел не уподобиться большинству бывших коллег, променявших науку на беспомощное барахтанье в океане бизнеса. И слегка презирал собственного младшего брата. Борис тоже закончил физфак университета, но еще до этого, где-то с восьмого класса, начал крутиться со своими собственными маленькими гешефтами. Покупал товар на окраине подешевле и тут же вез его пристраивать в центр подороже. Мотался челноком. Его половина комнаты бывала так заставлена всяческими шмотками, что Борису приходилось ночевать на кухне.
