Мне очень плохо без мамы, никто меня не понимает по-настоящему. Я разучилась рисовать и играть на пианино, а при маме я все это умела, кажется. И я совсем ее не помню. Пожалуйста, дорогой Дедушка, помоги мне!»
Лера отодвинула листок, уже заполненный до кромки ее крупным кривоватым почерком, и горько заплакала. Она пыталась придумать еще какие-нибудь слова, чтобы уж наверняка достучаться до волшебного деда. Но слова никак не находились, и Лера с тяжким вздохом сложила свое послание в четыре раза. Затем торопливо вытерла слезы рукавом платья, потому что услышала под дверью Наташины шаги.
— Ну что, сама управилась? — ласково спросила гувернантка. — Или помощь нужна?
— Ничего мне не нужно, — опять буркнула Лера. — И поклянись, что не прочтешь!
— Клянусь, — очень серьезно пообещала Наташа.
— Сможешь отвезти его на почту уже сегодня?
— Почему же именно сегодня? Мы можем завтра, после уроков, заехать на почту и вместе отправить.
Но тут Лера была непреклонна. Потом письма пойдут охапками, и у Деда Мороза уже не останется времени их читать. Действовать нужно немедленно, пока еще можно попасть в первые ряды.
— Поезжай прямо сейчас, — распорядилась она. — Я сама сделаю уроки. И даже позвоню Дашке насчет сегодняшнего задания.
— Хорошо, зайчонок, — покорно согласилась Наташа.
Минуту спустя молодая женщина стояла под кабинетом хозяина дома. Из-за двери доносился звонкий голосок, с невероятной быстротой рождающий слова. А потом раздался серебристый заливистый смех. И от этого смеха сердце Наташи словно затянулось ледяной коркой.
Она постучала в дверь сперва совсем тихонько и, кажется, не была услышана.
«Почему я скребусь, как прислуга?!» — разозлилась она сама на себя и несколько раз ударила в деревяшку кулаком. И вошла, не дожидаясь приглашения.
В гостевом кресле сидела совсем юная особа с диктофоном в руках. Девушке на вид было лет восемнадцать, и была она очень худенькая, тонкокостная, высокая, с густой шапочкой очень коротких пушистых волос. Девушка словно светилась весельем, радостью жизни, ее скулы пылали, трогательно розовели открытые мочки ушей. И Наташа с горечью подумала о том, что сама была такой же, когда полюбила Бориса. Так же громко хохотала, так же безоглядно радовалась каждой мелочи. И была в то время так красива, что мужчины на улицах впадали в ступор. Всего год прошел, и куда все подевалось?
— А, Наташа, — приветствовал ее хозяин. И тут же представил гостье: — Это Наталья Евгеньевна, учительница моей дочери. А это Саша, отчества пока не знаю. Эта милая девушка почему-то решила написать обо мне очерк. Вот пытаюсь ей объяснить, что я всего лишь рядовой бизнесмен и писать обо мне нечего.
Наташа выслушала все это, глядя на девушку остановившимся, ничего не видящим взглядом. Представление ее как журналистки Наташу ничуть не успокоило. Все всегда так и начинается. И ей ли не знать, каким бывает Борис, когда ему нравится женщина. Да и странно было бы подумать, что такое очаровательное создание кому-то может не понравиться.
— Борис, я хочу с тобой поговорить, — тусклым голосом произнесла Наташа, с усилием отрывая взгляд от журналистки.
— Что-то важное?
— Нет… Не знаю. Я принесла тебе Лерочкино письмо к Деду Морозу. Возможно, в нем она пишет, что ее так мучает.
— Возможно? — поднял брови Морозов. — Сама не читала?
— Я дала ей слово, что не буду читать. А вот ты, мне кажется, должен посмотреть.
— Хорошо, — кивнул Борис так поспешно, как будто присутствие Наташи в кабинете его тяготило. — Я посмотрю. Позднее. — И положил листок поверх стопки документов, громоздящейся на письменном столе.
— Могу я сейчас уехать? — смотря в пол, спросила Наташа. — У меня очень болит горло, боюсь заразить Леру ангиной.
— Да, конечно, пожалуйста, — с готовностью закивал хозяин. — Сейчас вызвоню Мишу, он тебя отвезет.
Он даже проводил ее до порога. А потом вернулся на свой стул позади просторного стола и с удовольствием обратился к девушке:
— Ну, на чем же мы остановились?
— На том, что вы отказываетесь дать мне интервью! — с возмущенной гримаской воскликнула журналистка.
— Милая Саша, я не то чтобы отказываюсь… Покажите мне того мужчину, который смог бы вам хоть в чем-то отказать. Просто я более чем убежден, что для вашей газеты такой материал совершенно не интересен. Фирма моя находится в Австралии, бизнес мой совершенно прозаичен. И признайтесь, что совсем не это вас интересует.
— Ну хорошо, — сдалась девушка. — Просто вас видели в обществе Ларисы Никольской, а о ней сейчас пишут очень много. Она два года назад похоронила мужа и, говорят, едва не отошла от дел, так переживала. А теперь она снова стала веселой, похорошела, это вы так на нее влияете?
— Не знаю, — развел руками Морозов.
— Как это — не знаете?
— Ну, с Ларисой Константиновной я действительно знаком. И она с самого начала показалась мне женщиной очень симпатичной, даже красивой. А похорошела ли еще больше — тут я пас!
— А как вы познакомились? — бойко полюбопытствовала девушка.
— Очень банально — на дороге. Я помог Ларисе Константиновне устранить одну незначительную поломку. И тогда еще не знал, что имею дело с генеральным продюсером нашего замечательного телевидения. Дело в том, что я чрезвычайно редко смотрю отечественные программы.
— И вы сразу назначили ей свидание? — спросила Саша, и ее большие светло-карие глаза стали от любопытства совсем огромными.
— А вот на этом, Саша, давайте остановимся. Как вы понимаете, я слишком уважаю себя и Ларису, чтобы вдаваться в подробности. К тому же тема вашего интервью меня немного напрягает. Я сам кое-чего достиг в этой жизни и не хотел бы выглядеть этаким охотником на знаменитостей. Поэтому давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом.
— Да, я вас понимаю, — вздохнула журналистка. — Это очень правильная позиция для мужчины. Хотя, конечно, для меня крайне печальная… — И она принялась в сердцах засовывать диктофон в довольно потрепанную клеенчатую сумочку.
Борис откровенно любовался ею. Девушка напоминала норовистую лошадку изысканных кровей, за которую не жалко выложить все свое состояние. Вот только одета девчушка неважно, с рынка наверное, журналистское поприще пока не принесло ей особых дивидендов. Борис мысленно переодел ее в вечернее платье цвета лазури до пола и с открытой спиной. Прищурился и поменял цвет на светло-бежевый, персиковый, теплый. Картинка впечатлила. Ему вдруг стало жаль вот так отпускать девушку. А она, кажется, не кокетничает, на самом деле собирается уходить.
— Саша, могу я вас пригласить сегодня в ресторан? — спросил он как о чем-то совершенно заурядном, роясь в бумагах.
Девушка смерила его удивленным взглядом сияющих глаз и ответила:
