Дочка захотела новый ротик, более пухлый и сексуальный? Пожалуйста, дитя мое! Всего лишь один телефонный звонок и только. Грудь чуть обвисла? Не проблема. Машина не того цвета?.. Кабриолеты в этом сезоне в моде?.. Канары? Ибица?.. Квартира в центре города?..
Все делалось для нее. Жилось и работалось для нее единственной. И остаться все должно было ей. При чем тут он?! С какого такого великого каприза судьбы его вдруг сделали наследником?!
– Этого не может быть!!! Ты врешь!!! – Это было первой спасительной мыслью, настигнувшей его и преградившей путь к паническому бегству.
Убежать Гольцову и в самом деле захотелось. Наплевать на приличия и любопытство присутствующих. И, не стесняясь, помчаться галопом через весь застеленный дорогим ковром зал. На выход. На улицу. И домой, домой, домой скорее...
– Если бы! – вздохнула Марта горестно, сгорбилась, уткнув подбородок в грудь. – Знаешь, мне тоже тяжело было в это поверить. Когда адвокат отца пару дней назад зачитал нам завещание... Мне сделалось так плохо. Веришь? Я читала, перечитывала, сверяла подписи, вызывала экспертов. Все бесполезно. Ты наследник, Гольцов! Ты, мать твою! Как же... Как же я тебя за это ненавижу, кто бы знал! Ты присвоил себе все мои деньги.
– Сколько их?
Зачем спросил, и самому было непонятно. Уснувшая деловая хватка, видимо, пробудилась, почуяв запах хороших вливаний.
– Хватит! – Марта глянула на него зло и тут же прищурилась и зашипела, как гусыня, смешно вытянув покрасневшую шею. – Только не мечтай, что станешь пользоваться ими единовластно. Ты теперь у меня на крючке, дорогой! Коли не хочешь жениться на мне... Будешь платить! Всю оставшуюся твою поганую жизнь будешь платить, так и знай!..
Глава 12
– Лия Андреевна, вы можете пойти туда сейчас. Только умоляю вас... – долговязый Тишаков глядел на нее провинившимся ребенком и неловко переминался возле нее с ноги на ногу. – Недолго! У вас всего десять минут. У меня могут быть неприятности, понимаете?
Да все она понимала. Все буквально. И то, что не должен он был и не имел никакого права устраивать ей это свидание с Санькой. И то, что рисковал собственной карьерой. И то, что шел на риск лишь потому, что считал себя ей обязанным. Здесь вот, правда, мысли ее путались: не могла она найти объяснение его благородству, хоть убей, не могла. Он же всегда поступал с точностью наоборот, а тут вдруг стал так добр к ней.
– Идемте. – Тишаков взял ее под локоток, приподнял с жесткой скамейки в тюремном коридоре и потащил куда-то вглубь, приговаривая на ходу: – Я вас очень даже понимаю, Лия Андреевна. Вам жаль его, мальчишка же еще совсем. А такого наворотил...
Она хотела было снова возразить. Не виновен же был ее Санька, ясно же! Но не стала. Сил и так ни на что уже не осталось. Только лишь на то, чтобы посмотреть на мальчишку.
Три дня прометалась в горячке, организовывая похороны Филиппа Ивановича. Потом еще столько же, дожимая Тишакова. Тот упрямился из последних сил и все никак не хотел поддаваться на ее уговоры. Потом все же уступил, и вот она здесь.
Они шли минут пять. Сначала поднимались по винтовой железной лестнице, огороженной высокой решеткой. Потом снова проходили коридором вдоль тюремных камер. Узкие, выкрашенные коричневой краской металлические двери злобно щерились на них наблюдательными глазками.
Лия косилась на них, слушала гулкое цоканье собственных шагов и думала, думала, думала...
Как он может жить за такой вот дверью – ее маленький, несостоявшийся ребенок?! Как вообще там можно было существовать? Никогда об этом не задумывалась, хотя и проработала в милиции не один год.
Нары в два яруса. На них спят, едят, ненавидят, убивают. А то и спать бывает негде. Заселяют так, что только и возможно сидеть плотными рядами.
Саша... Сашенька... Голубчик, как же ты мог, а?! Она ведь только на несколько дней опоздала, оформляя документы. Подвел, как всегда, махровый российский бюрократизм.
Жили бы сейчас вместе. По утрам бы вместе завтракали, отбирая друг у друга пульт от телевизора и наперегонки переключая каналы. Она бы встречала его из школы, усаживая на глазах у его новых друзей в новенькую машину. Она купила бы, непременно купила бы, только ради него и ради того, чтобы он хвастался своим приятелям, какая крутая у него мать. Ходили бы вдвоем по магазинам, выбирая ему новенькие джинсы, и спорили бы, спорили до хрипоты, пытаясь убедить друг друга в том, что сейчас носят, а что «полный отстой». А может, она и спорить бы не стала вовсе. Уступала бы ему во всем. Он же умный, Санька-то. Умный и рассудительный. Он бы ни за что не купил ерунды.
Не получилось у них ничего этого...
Тишаков встал, как вкопанный, у самой дальней двери и проговорил отчего-то шепотом:
– Помните, Лия Андреевна. Десять минут. Я буду за дверью. Если что, кричите.
Господи! О чем он?! Неужели и правда думает, что Сушков Александр Александрович способен сотворить с ней какое-нибудь зло?!
– Он прежде всего преступник, Лия Андреевна, – проворчал настырный Тишаков, уловив в ее лице что-то такое, чего она не осмелилась произнести вслух. – Будьте осторожны.
– Все хорошо, Сережа. Я недолго... Я скоро... А он что же, по-прежнему молчит?
– Да. Молчит. Молчит и ревет иногда.
– Он плакал?! – внутри запекло и заныло так, что впору реветь было самой. – По какому поводу?
Тишаков вдруг замялся, и она уже настойчивее переспросила:
– Почему он плакал, Сережа?! Его что, били???
– Да ну что вы, Лия Андреевна! Кто бы посмел?! – возмутился Сергей Иванович. – Нет, не били... Просто он просился увидеться с вами... Может, что-нибудь хочет рассказать.
– Ага, так значит. Ладно, открывай, – ей еле удалось подавить собственный сарказм.
Сразу все встало на свои места, и стал понятен благородный порыв Тишакова. А она-то голову ломала, с чего это Сергей Иванович вдруг решил ей свидание с подследственным устроить? Дело-то простое, оказывается. Надеется с ее помощью выйти на след преступной группировки. Она разговорит мальчишку, узнает адреса, имена, фамилии, ну а там и он подключится.
Молодец, Тишаков! Далеко пойдет! Только не выйдет у него ничего. Не виновен ее Санька. Она могла памятью погибшего Филиппа Ивановича поклясться, что Санька не виновен. Доказать бы ей вот только собственную убежденность. Доказать, а потом забрать этого шалопая отсюда. И уже не отпускать от себя никуда и никогда. И никакого ожидания возле кованых ворот детских домов. Никаких воскресных встреч. Только вместе и всегда, и никак иначе...
Дверь Тишаков открыл быстро, без скрипа и лязганья металлических засовов. Впустил ее, и тут же дверь захлопнул громко и со значением.
Лия переступила порог и замерла у входа, оглядываясь.
Здесь ей еще бывать не приходилось. Здесь обычно встречались со своими клиентами адвокаты.
