— Я искупалась в ванне, выпила горячего молока и прочитала вместе с дедушкой молитвы. Я была хорошей девочкой, — сообщила малютка, когда Эми передала ей трубку.
Голосок Рози звучал так благочестиво, что материнский инстинкт Клодии забил тревогу. Это было совсем не похоже на ее живое, неунывающее дитя. Клодия представила — большие серые глаза, сделавшиеся серьезными и прозрачными, словно роса, как бывало всегда, когда Рози огорчало что-то, или она чего-то не понимала. Представила, как опустились уголки рта, похожего на розовый бутон.
— Как тебе нравится жить в коттедже? — спросила она бодро, пытаясь понять, не тут ли заключена проблема.
Хотя, когда Клодия, занимаясь заполнением кладовки и холодильника, дважды брала ее с собой, девочка носилась по дому, будто реактивный снаряд, радостно возбужденная перспективой переселения, пусть и временно, в новое обиталище…
— Нравится, — ответила Рози и, сделав многозначительную паузу, несколько раз тяжело вздохнула. — Но я хочу, чтобы и ты была здесь, с нами. Когда ты приедешь?
— Скоро, мой котенок. Я тоже сильно по тебе скучаю. — Она вызывающе взглянула на Адама, который стоял посередине комнаты, засунув руки в карманы джинсов, и внимательно прислушивался к разговору, и прибавила жизнерадостно: — Я даже решила вернуться гораздо раньше, чем предполагала вначале.
Пусть он только попробует помешать ей! Положив, наконец, трубку, Клодия заявила со всей решительностью:
— Завтра я еду домой. Поездом, если придется.
— С Рози все в порядке, — ответил он мрачно. — Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что не всегда получаешь желаемое. Рядом с ней Гай и Эми, что они подумают, если завтра ты вернешься одна? Что наш брак распался в самом начале?
Клодия уперла руки в бока. Она не верила своим ушам! Глядя на то, как Адам вел себя, узнав, что является отцом, можно было поклясться, что он превыше всего ставит счастье своей дочери.
— Тебе соблюдение условностей дороже счастья Рози? Подумаешь, она всего только ребенок, так, что ли? — на щеках Клодии вспыхнули яркие пятна, подчеркнув пронзительную голубизну глаз. Адам ответил на ее негодующий взгляд холодным и презрительным.
— Тебе хорошо известно, что для меня нет ничего важнее счастья нашей дочери. Но ты застала ее в неудачный момент, перед сном. Она, вероятно, переутомилась.
Ресницы Клодии дрогнули. В этом могла быть доля правды. Прежде чем передать Рози трубку, Эми успела рассказать, что днем девочка побывала на дне рождения у школьной подруги. Дети играли в разные активные игры, прыгали в надувном замке, и Рози вернулась домой перевозбужденной, а за ужином раскапризничалась.
— А как насчет покоя твоего отца? — вставил Адам вкрадчиво. — Если мы прервем наш медовый месяц или ты вернешься завтра одна, он решит, что у нас что-то не так, и станет волноваться. Ты этого хочешь? Сохранять видимость благополучия было одним из условий, ты помнишь?
Он отлично знал, что она не захочет дать отцу повод для беспокойства, и это, помимо прочего, позволяло ему манипулировать ею. Клодия растерянно покачала головой. Она согласилась на этот брак только ради счастья и спокойствия отца и дочери.
— Значит, все улажено.
Клодия вспыхнула от возмущения.
— Ты, кажется, полагаешь, что можешь полностью распоряжаться ситуацией? Но я все же не коврик для вытирания ног, Адам! Ты ставишь условия, диктуешь свою волю. Ты получил и ребенка, и мать, которая о нем заботится, и свободу. — Тут она снова подумала, что он волен использовать эту квартиру для своих пошлых интрижек, и ее самообладание вышло из-под контроля. Какая-то часть ее еще противилась этому, но она уже не могла остановиться. — А что получила я? Мужа-тирана, который откровенно презирает меня и даже глазом не моргнет, если я попаду под автобус!
— Оплаченные долги, — напомнил он холодно, — приличную крышу над головой, беззаботную жизнь. Это больше, чем ты заслуживаешь, если принять во внимание твою склонность к мотовству. А, раз уж мы заговорили о твоих долгах — кстати сказать, дорогая, я уже выплатил их, — есть вещи, по поводу которых я хотел бы попросить у тебя разъяснений.
Склонность к мотовству! Не на сегодняшний ли ее рейд по магазинам он намекает? Но разве не сам он толкнул ее на это? Или он из тех мужчин, которые говорят одно, а подразумевают другое? Вне всякого сомнения. Разве не он клялся ей в страстной вечной любви, и в то же самое время зарился на ее наследство, и не прочь был забраться в постель к ее мачехе?
— Я собираюсь лечь спать, — твердо проговорила она.
Разъяснения могут подождать. Она гордо вскинула голову и повернулась, чтобы идти к себе, но он стальными пальцами удержал ее за руку и рывком вернул назад.
— Сядь, Клодия! Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу с тобой разговаривать! — огрызнулась она, стараясь отцепить от себя жесткие пальцы, но он только сильнее сдавил ей руку.
И горькая обида снова поднялась мутной волной со дна души.
Адам перевел дыхание и сжал зубы. Казалось, ему хочется встряхнуть ее хорошенько, и он явно боролся с собой. Но заговорил он довольно спокойно и рассудительно:
— Клодия, я хорошо знаю, что ты чувствуешь по отношению ко мне. Но, может быть, мы могли бы попробовать разговаривать, как разумные взрослые люди, вместо того чтобы вести словесную войну. Вежливость ничего нам не стоит, а общение станет куда приятнее.
Он и понятия не имел, что, именно по отношению к нему, она чувствует! Но в одном он прав, вежливость ничего не стоит.
Клодия сильно изменилась со времени рождения Рози, научилась уживаться с болью, которую причинило ей предательство Адама, с фальшью, которой обернулся ее брак с Тони, с бременем ответственности, которое становилось все тяжелее. Она даже сумела выстоять под ударами, сыпавшимися на нее в течение последних двух месяцев, сохраняя достоинство и преисполнившись решимости, любой ценой, уменьшить ущерб, который Тони и Элен нанесли их жизни.
Встретившись снова с Адамом, вынужденная согласиться выйти за него замуж, она сразу превратилась в беспомощного обидчивого ребенка. Так или иначе, Адам всегда оказывал на нее губительное воздействие. Пора положить этому конец.
— О чем ты хотел поговорить?
Она покажет ему, что тоже способна быть рассудительной и взрослой.
— Давай присядем.
Решив сохранять маску хладнокровия, она позволила ему подвести себя к кожаному дивану около заваленного бумагами столика. Адам, к счастью, выпустил ее руку, и Клодия смогла вздохнуть свободнее. Она села в самом углу и старательно прикрыла колени полами короткого пеньюара. Адам нагнулся, чтобы сколоть вместе несколько листов, и мягкий трикотаж его майки натянулся на упругих мускулах спины. Клодия с трудом проглотила слюну, потому что в горле у нее внезапно встал тугой горячий комок. Она с силой стиснула руки на коленях, а так хотелось дотронуться до Адама… Адам сел, слегка развернулся к ней и один за другим протянул несколько листков бумаги.
