Лицо Клодии было спокойным и ничем не выдавало внутреннего смятения. Она уже приготовилась повторить, что отказывается вести с ним, какие бы то ни было, дела, но не успела, потому что он невозмутимо констатировал:
— Стало быть, ты замужем.
Об этом, естественно, свидетельствовала ее новая фамилия, и, конечно, произнося эти слова, он выглядел абсолютно равнодушным. А почему он должен выглядеть иначе? Там, где дело касалось ее, он никаких нежных чувств не испытывал. Только алчность.
— И что же? — Ее губы слабо задрожали, и она плотно сжала их. — А ты?
— Нет. Но это к делу не относится. Разве твой муж не является совладельцем поместья? — Сейчас глаза его смотрели, кажется, еще более мрачно, а губы изогнулись в пародии на улыбку. — Не вставайте в позу, миссис Фавел. Мой интерес к вам и вашему мужу не является личным. Мне из профессиональных соображений необходимо точно знать, с кем придется иметь дело.
— Я — единственная владелица. — Клодия не собиралась сообщать ему о смерти Тони и вообще ни о чем. — Так или иначе, все это не важно. Может быть, ты прослушал, но я хорошо помню, как сказала тебе, что решила не заключать сделку с твоей компанией.
Она круто развернулась и уставилась в холодный очаг, чтобы только не видеть его пустых, равнодушных глаз.
— А я на это ответил, что тебе, видимо, очень хочется пострадать от собственной глупости, — напомнил он сухо. — Естественно, если ты предпочитаешь рискнуть, выставить «Фартингс-холл» на свободную продажу и молиться, скрестив пальцы, чтобы у того, кому взбредет в голову приобрести поместье, нашлось достаточно финансов, вместо того чтобы рассмотреть явные преимущества частной сделки с такой преуспевающей фирмой, как компания «Халлем», то это твое право.
Он подошел к ней и встал за спиной. До Клодии донесся лимонный запах его лосьона для бритья. Его близость смущала Клодию, сбивала с толку. Она испытывала к нему только презрение, но, в то же время, хорошо понимала, почему в юности влюбилась в него и отдала ему себя с такой готовностью. Да и саму жизнь, не колеблясь, отдала бы за него, если бы потребовалось…
Она с трудом проглотила комок, вставший в горле, и нервно отодвинулась подальше. Ей ненавистна была сама мысль, что он, по-видимому, прав. Сделка напрямую с компанией «Халлем» избавила бы ее семью от многих забот. Такая надежная фирма не станет торговаться, а они нуждались в самой большой сумме, которую только возможно получить, чтобы расплатиться с многочисленными долгами.
И отец легче перенесет быструю конфиденциальную перепродажу. Сама печальная необходимость продать родное гнездо подействует на него удручающе, и ни к чему лишние треволнения от необходимости объясняться с каждым, кому захочется узнать о причине.
На столе лежала книга, которую Клодия недавно читала. Клодия взяла ее в руки, чтобы чем-то занять себя, надеясь заставить его думать, что она абсолютно спокойна и его близкое соседство никак на нее не действует. Но когда она попыталась поставить книгу на одну из переполненных полок, пальцы подвели ее.
Книга упала на пол, и недавно сделанная фотография, на которой Клодия была вдвоем с Рози и которую она использовала как закладку, вылетела на мягкий жемчужно-серый персидский ковер. Клодия не успела даже нагнуться, как Адам поднял и вручил ей книгу, но фотография осталась у него в руках. Клодия почувствовала тошноту и невольно поднесла руку к губам. На его выдающихся скулах проступил темный румянец, а когда он поднял на нее глаза, она увидела в них взволнованный блеск.
— У тебя есть дочь? — спросил он как-то сдавленно и снова быстро взглянул на улыбающиеся лица на фотографии, а затем на Клодию, вынудив ее утвердительно кивнуть.
— Что касается обеда, я согласна. Лучше обсудить дела на нейтральной территории. Пожалуй, стоит послушать, что ты можешь предложить. — Клодия сказала бы что угодно, лишь бы только сменить тему и отвлечь его от этой фотографии. Она быстро выдернула ее из руки Адама и, пробормотав: «Спасибо», отошла к двери. И почувствовала, как его глаза впились ей в спину. — Я возьму сумочку и предупрежу Эми. Я не задержу тебя дольше, чем на одну-две минуты.
Оказавшись в спальне, Клодия прижала кончики пальцев к пульсирующим вискам. Если минувшие шесть недель были кошмаром, то последней каплей, переполнившей чашу бедствий, стало появление Адама. После встречи с управляющим банком она, по своей глупости, решила, что ничего хуже уже не может случиться. Как она ошиблась!
Подавив стон, Клодия всмотрелась в зеркало, стоявшее на туалетном столике. Она выглядела изможденной, измученной заботами, рано постаревшей. Расправив плечи, она поспешно отвернулась, взяла свою сумочку с комода и спрятала фотографию поглубже внутрь. Ну и вид у нее — краше в гроб кладут! Но его никогда не интересовала, ни она сама, ни то, как она выглядит, — его привлекало только ее будущее наследство. Она и не хотела, чтобы он проявлял к ней какой-то интерес, разумеется, нет. Клодия уже давно вышла из глупого возраста, когда считают весь мир прекрасным, а всех людей чистейшими ангелами. Теперь она знает, как обстоит дело в действительности, и примирилась с этим. Ради отца и дочери, она пойдет обедать с этой змеей. Клодия твердо решила добиться самых выгодных условий сделки, какие только возможны.
Но Адам, кажется, забыл о делах. Как и сама Клодия, когда поняла, куда они приехали.
Кафе «Единорог». Мифическое животное. Это было очень символично, ведь именно здесь Адам объявил ей о своей мифической любви. Клодия с горечью вспомнила об этом, глядя на маленькое, сложенное из камня строение из окна «ягуара» Адама.
— Помнишь это место? — спросил он, вынимая ключ из зажигания, и она ответила ему лишенным выражения взглядом.
— А я должна?
Она вышла из машины. Разумеется, она помнила это крошечное кафе, спрятанное в узкой, окруженной рощей долине, вдалеке от больших дорог. С тех пор Клодия не была здесь ни разу, однако могла описать все до мельчайших подробностей. Но, конечно, она не доставит ему удовольствия, признавшись, что думала об этом месте хотя бы раз после того вечера.
Они приехали сюда на его мопеде чудесным летним вечером и совместными усилиями с трудом наскребли денег, чтобы купить каждому по стакану сидра и огромный аппетитный корнуолльский пирог с мясом, который поделили по-братски. Закусив, они вышли наружу и сели на деревянную скамейку для пикника, медленно попивая сидр. Он потянулся и вытер каплю влаги с ее губ большим пальцем, медленно и осторожно. Глаза у него потемнели, и он проговорил глухим и страстным голосом: «Я люблю тебя, Клодия, и хочу, чтобы ты была моей навсегда. Теперь ты знаешь». Потом его глаза остановились на ее губах, и она догадалась, что он хочет поцеловать ее. «За остаток лета тебе придется привыкнуть ко мне, к тому, что я всегда буду рядом, и всегда буду любить тебя».
Клодии не нужен был остаток лета, чтобы к этому привыкнуть, — мысль о том, что он любит и хочет ее, опьянила юную девушку. Она сама испытала то же самое, и это привело ее в восторг. Конечно, он и прежде дотрагивался до нее — скользил рукой вдоль бедра, или легко целовал, или прикасался к груди, едва ощутимо, словно не был уверен в себе, а может, и в ней. Тогда у Клодии перехватывало дыхание, и она замирала, потрясенная откликом своего тела. После его признания, она поняла, что теперь ее ждет нечто большее и что никто из них не захочет и не сможет сдерживаться.
