Эта дискета, которую я с такой тщательностью оберегала от зорких глаз Николая, могла иметь эффект разорвавшейся бомбы. Трудно представить, что он сделал бы, узнав ее содержимое. Разрешая мне буквально все, Кротов пребывал в твердой уверенности, что прошлое для меня умерло. Если я не стала слушать его объяснений по поводу загадочно брошенной фразы на следующее утро после гибели Незнамова о моем якобы готовящемся убийстве, если я тщательно обхожу эту тему стороной, не давая никакой возможности разговорить себя, то, значит, внутри у меня все мертво. И тут эта дискета...
Это уже нонсенс. Во всяком случае, для него...
Во дворе оглушительно залаял кавказец Кротова, жутко злобная тварь, которую я терпеть не могу. Кстати, он платит мне тем же. Всякий раз при моем приближении он вздыбливает шерсть на загривке, скалит зубы и угрожающе рычит. Сейчас его лай мог означать только одно – вернулся Кротов.
Наши с ним общие коммерческие проблемы я благополучно целиком переложила на него. А поскольку иметь две заправки в нашем городе дело весьма и весьма хлопотное, то и приходилось Кротову выкладываться порой по полной программе: частенько разъезжать по делам фирмы, встречаться с представителями как силовых структур, так и структур криминальных. Мне это все было без надобности, и я добросовестно отлынивала.
– Витка, ну что ты за корова, ей-богу! – возмущалась моя подруга Лариска, обхаживая в сауне мои бока березовым веничком. – Что ты ему так беспредельно доверилась?! Так и будут тебя мужики до гроба за нос водить?!
– Николаю я верю! – строгим голосом парировала я, хотя, водит меня Кротов за нос в наших делах или нет, мне было безразлично. – Он честно все сделал! Так, как ему завещал Аркаша.
– Хорошо, пускай. У них были акции этих чертовых заправок, то есть долевое участие обоих в намечающемся строительстве. Да, он выдержал положенное время, которое ему завещал твой предусмотрительный покойничек... – Здесь Лариска, не удержавшись, все же съязвила: – Надо же... Любить любил, а доверия никакого.
– Почему? – сонно интересовалась с другого полка Лидка, сумевшая сбросить за год аж двадцать килограммов и от этого постоянно находившаяся в состоянии нездоровой сонливости.
– Потому! – Лариска обливалась потом, но перестать сквернословить в адрес мужиков не могла. – Оставить после себя указание: ввести супругу в курс дела лишь по истечении стольких-то лет после смерти. Чего он, спрашивается, хотел? Чтобы она после него жила монашкой?! Три ха-ха!
– Лариска, заткнись! – пыталась я на нее прикрикнуть. – Ему нужны были гарантии, что его мечта воплотилась-таки наконец в действительность и что тот человек, который будет рядом со мной, не пустит меня по миру. А Семен...
Я мгновенно умолкала. Но Лариска всегда обрадованно подхватывала в этом месте:
– А твой Семен оказался как раз таким, какого опасался Аркашка, по месту светлому им обоим на том свете. Кольке пришлось понаблюдать, пособирать сведений, даже поехать, бедному, следом за вами в эту чащобу. Словно сердце его чувствовало, что не все чисто...
Все, это был предел. Я поднималась и, пошатываясь от жара парной, вываливалась наружу. Отдуваясь, шла в бассейн, мысленно приказывая себе не думать о Ларискиных словах, в которых, возможно, заключалась истинная правда.
Три круга по пятьдесят метров – туда-обратно – и из головы все выскакивало, словно из лопнувшего воздушного шарика. Решила жить настоящим, значит, живи. Нечего ворошить прошлое, нечего пытаться терзать себя вопросами: «А что было бы, если?..»
Сейчас я – это я. Рядом надежный, верный Кротов. Незнамова больше не существует. От него остался холмик на кладбище в чужом городе, куда родственники увезли гроб с его останками. Кстати, я ни разу не воспылала желанием посетить его могилу. С чего бы это?..
– Витуля, ты не спишь, маленькая? – металлически прожурчал Кротов из холла, куда выходила дверь моего кабинета на первом этаже особняка.
Я плотнее запахнула на груди шелковый халат и, сонно щурясь, вышла из комнаты, вскинув руки ему навстречу.
– Привет, – как можно ласковее пропела я, потершись о его бороду.
– Опять работаешь? Я же просил, – укорил он меня, мгновенно ощупав руками всю разом. – Ночь на дворе, тебе нужно спать.
– Мне не спится без тебя, – капризно изогнула я губы, поражаясь тому, как легко мне дается ложь, и самое главное – с каким удовольствием я это делаю.
– Да? Ну сейчас, сейчас. – Он принялся суетливо стаскивать с себя пиджак. – Иди ложись, я только душ приму...
Кажется, пронесло. Может, действительно устал и на сегодня не будет пытливых взглядов, достающих до печенок? И этих вопросов, изнуряющих мою душу: «Милая, а что такие глазки невеселые? Ты тосковала? Нет, Витуля, ты тосковала! Нет, я же вижу! Давай сейчас же рассказывай папочке, а то он рассердится!»
Иногда в такие моменты мне хотелось его задушить. Он и об этом знал, но все равно оставался рядом.
На сей раз Кротову, видимо, действительно досталось. Он уронил себя на кровать, дежурно поцеловал меня в лоб и спустя несколько минут затих.
– Эй, ты спишь? – слегка потормошила я его за плечо.
В ответ никакой реакции. Что же, оно и к лучшему. Я тяжело вздохнула, устраиваясь поудобнее. К задушевному разговору я совершенно не была готова. Непременно чем-нибудь да выдала бы себя. Он бы зацепился и принялся вытягивать из меня признание каплю за каплей. А я не хочу ему об этом рассказывать. Не хочу. Это только мое, и ничье более...
– Витуля, – вдруг раздалось над моим ухом вкрадчивое, заставившее меня вздрогнуть. – Как ты провела день без меня?
Начинается, мать его!
– Обычно, – промямлила я словно в полусне. – Ела, гуляла по саду. Ходила в магазин. Смотрела телевизор. Пыталась работать, ничего не вышло. Потом приехал ты. Все...
– Угу, – Кротов неожиданно легко для смертельно уставшего мужчины поднялся с кровати и включил верхний свет. – И все?
– Коля, – я зажмурила глаза, – прекрати. Если бы я куда-то сорвалась, я бы не лежала сейчас подле тебя. К тому же не была бы трезвой. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Он понимал, но ему этого было мало. Пометавшись по спальне в одних трусах, Кротов уселся у меня в ногах и жалко улыбнулся. Он знал, паразит, что такая его улыбка действует на меня угнетающе. Я мгновенно начинала мучиться от сознания того, что я просто невыносима, что вгоняю такого великолепного человека в состояние душевного дискомфорта. Обычно это заканчивалось тем, что я просила извинения, обещала кучу неосуществимых вещей и, прижавшись к его сердцу, засыпала с умиротворенной улыбкой на устах. Его это всегда устраивало.
– Витуля, – с самым нежным клекотом в горле, на который только был способен влюбленный мужчина, позвал меня Кротов, – посмотри на меня.
Я распахнула глаза и неожиданно для самой себя спросила:
– Коля, а почему Аркаша так доверял тебе?
