– Лариса, – начала я осторожно, когда в голове моей мало-помалу кое-что прояснилось и я начала вдруг постигать истинную природу ее озабоченности. – Ты ведь что-то узнала, так?! Что-то такое, что натолкнуло тебя на мысль о возможной опасности? И версия с убийством Семена тебе ведь уже не кажется абсурдом, хотя добрых полчаса ты старательно уводила меня от этой темы, пытаясь заставить лущить твою гребаную фасоль?
– Фасоль Лидкина, – недовольно поморщилась Лариса, пододвинув к себе ногой стул и опускаясь на него с тяжелым вздохом. – И лущить мне ее посоветовал мой психоаналитик. Это расслабляет, отвлекает, и вообще виден результат твоего труда, что не может не доставить индивидууму удовлетворение.
– Что?! – Глаза мои едва из глазниц не повылазили от нежданного откровения. – С каких это пор ты обзавелась психиатром?! Что это у тебя за проблемы? Почему я об этом узнаю вот так вот – походя?
– Да ерунда, – отмахнулась подруга, теребя подсыхающую копну волос. – Кризис возраста. Подожди, поживешь годик-другой в одиночестве, не так запоешь. А то Кротов ей плох...
– Ты уходишь от темы, – мягко укорила я ее. – Ты что-то узнала, Ларочка? Что-то, насторожившее тебя и наталкивающее на подозрения? Поэтому ты так старательно уводишь меня в сторону? Так обволакиваешь все милым напускным равнодушием... Что?!
Раскололась Лариска не сразу. Она основательно повытягивала из меня нервы, принявшись приводить себя в порядок. Сначала сушила волосы, прикидываясь непонимающей. Затем поставила зеркальце на подоконник и, разложив там же косметику, принялась наносить макияж. И лишь когда я принялась, отчаянно фальшивя, распевать во все горло «Интернационал», она сдалась.
– Прекрати, дорогая! – брезгливо сморщилась она. – Пение – это не твоя стезя.
– Говори, или перехожу к «Прощанию славянки», – марш доподлинно мне известный и особо не воспринимавшийся в моем исполнении ее абсолютным слухом. – Ну?!
– Ну хорошо, хорошо. – Она в который раз покачала головой. – Ведь поклялась самой себе, что не скажу тебе об этом ни слова, а тут ты со своим биноклем...
– Я тебя сейчас прибью! – пообещала я, хватаясь за стул, спинку которого теребила в нетерпении.
– По чистой случайности я оказалась в командировке. По этой же случайности пути мои пересеклись с одним из туристических агентств. И черти подтасовали так, что это агентство оказалось именно тем, где твой супруг покупал путевки. Уж не знаю, почему он не воспользовался филиалом, расположенным поближе к нам, да что уж там... Это одному богу известно. Но факт остается фактом: в базе данных оказались ваши анкетные данные.
– Кто же тебя подпустил к этой самой базе данных? – Я вдруг заподозрила подругу в неискренности: слишком уж равнодушно отнеслась она к прошлогодней трагедии.
– Ой, там такой славный хакер сидел за клавиатурой, – лукаво стрельнула в меня глазами Лариска (каждый, кто хоть единожды был замечен у монитора компьютера, именовался ею не иначе как хакером), – что пройти мимо него и не перекинуться парой-тройкой слов значило для меня впасть потом в недельную депрессию. К тому же док мне настоятельно рекомендовал не упускать...
– Дальше! – заорала я на нее, видя, что она вновь сворачивает с проторенной тропы неожиданных откровений. – Или ты скажешь, или...
– Ну хорошо. – Подруга принялась водить щеткой по волосам, время от времени встряхивая головой и с неимоверными усилиями выцеживая при этом из себя по слову. – Эта девка... Та, которая... Ну, с ним... Я заметила одну странность...
– В чем? Давай же быстрее, Лорка! Имей совесть, наконец!
– А странность, на мой взгляд, заключается в том, что эта Дашка твоя...
– Она не моя, понятно?!
– Ладно, не твоя. – Она примирительно улыбнулась. – Странность в том, что она является однофамилицей бывшей директрисы твоего райского уголка. Я же ведь не упустила возможность и в эту базу данных проникнуть.
– И как же фамилия этих дам?
– Остряковы. Острякова Вера Ивановна и Острякова Дарья Николаевна. Может быть, это и совпадение, я не спорю. В жизни всякое случается. Хотя фамилия Острякова не такая уж и распространенная. Но если это не совпадение, тогда... – Ларискины глаза округлились до невозможного.
– Тогда?
– Тогда это многое объясняет. И на поверку выходит, что там в действительности все было разыграно как по нотам. Посуди сама. Ее представляет всем отдыхающим сама Вера Ивановна, не сказав ни слова о родстве. Разыгрывает представление с отсутствием места за столиками, словно умышленно подводя к тому, чтобы девка эта опустила свой зад на стул за вашим столиком. Хотя, учитывая родство, Вера могла бы пригреть ее за своим. Получается что? А получается то, что им обеим нужно было, чтобы твой Незнамов пригласил ее и...
– Это такая мелочь, Лариса.
Если честно, то ее открытие не было таким уж ошеломляющим сообщением для меня. Ну однофамилицы, и что? Не хотелось человеку афишировать их родство, так это сплошь и рядом случается. Это еще не повод для подозрений.
– Нет, милая, – отрицательно качнула головой подруга. – Чую, что в этом что-то есть. Этот взрыв опять же... Кто, кроме работников столовой, мог сварганить подобный фейерверк? Да никто! Нет, танцевать нужно отсюда. Опять же этот твой рыбак пропал. Жареного, одним словом, до фига. Только успевай разгребать. Я и говорить-то тебе не хотела лишь по одной простой причине: во всем этом много неясного, и, если начать копать, можно увязнуть по уши.
Мы помолчали немного и почти одновременно выпалили, с надеждой глядя друг на друга:
– И что же теперь?!
Лариска среагировала первой.
– Давай я съезжу и попытаюсь что-нибудь разузнать, раз уж...
– Нет уж, – категорично отказала я, попутно мысленно отсалютовав тому, что Лариска проболталась о том, что у нее точные адреса интересующих нас особ. – Поеду я. И не делай таких круглых глаз. Это касается только меня. Тебе лезть в это дерьмо не резон. А у меня есть в запасе еще пара-тройка благословенных свободных дней, успею съездить и вернуться до приезда Кротова.
Глава 7
Город, в который я прибыла на своей старушке «Ниве» следующим утром, встретил меня спешащими на местный рынок торгашами, тянущими за собой баулы на колесиках, набитые турецким и пакистанским тряпьем и тапками. Пасмурным небом, которое насупленно взирало на зарождение нового дня. Пыльной жухлой листвой, что не была омыта дождями, целый месяц обходящими это место стороной. И странным отсутствием привычных городских звуков. Вообще-то городок гудел словно улей. Там и сям переругивались, гомонили торговцы. Смеялась детвора, спешащая в школьные спортивные лагеря. Зазывно голосили молочницы, окружившие себя батареями банок с молоком и сметаной. Одним словом, город был обитаем.
И тем не менее он поражал полным отсутствием шума городского транспорта. Не клацали дверями автобусы на остановках. Невостребованными оказались троллейбусные провода и травмайные рельсы. Не было слышно никакого промышленного гула. Для меня так и осталось загадкой, где, когда и кто здесь работает. Сколько я ни бродила по городу, оставив машину на платной стоянке, я не увидела ни одной очереди в проходную. Не услышала ни одного заводского гудка, хотя промышленные объекты имелись.
