– Тоже по мордам хотела надавать? – засмеялась я, не сразу вникнув в суть только что сказанного ею. – Постой... Какое соболезнование?! Чьей кончины?!
– Твоей! Дура совсем, да?! Когда Кротова убили, а ты пропала, они начали поднимать все документы. Копали, копали и накопали такого, что ты, по всему, давно уже должна была почить с миром. Начали искать твои следы. А я ничего не знаю... Ну ты понимаешь... Так они сами разыскали и тачку твою, и следы крови в ней. Правда, кровь почему-то Кротова была, а не твоя. Затем эту версию отмели. Но они все равно что-то там еще находили и находили. Смурнели день ото дня, и тут пару дней назад этот капитан со своими скорбными словами... А сегодня ты... Как с катушек не съехала в первую минуту, до сих пор не знаю. Он мне намекал, что в этой истории столько всего непонятного, что смерть твоего Незнамова тоже была не случайной...
– Да жив он, Лорка, жив! И не Незнамов он вовсе, а Якименко Ванька. – Мне становилось все более понятно, почему я разволновалась, заметив, как загорелись его глаза и как он обрадовался моим словам. Только вот «Нива» моя со следами крови Кротова не должна была появиться в моем гараже. Просто-напросто он не мог приложить к этому руку. Или действительно «уговорил» кого-то не обращать на машину внимания и перегнать ее в мой гараж.
Лариска пробыла в столбняке чуть дольше, чем после моего неожиданного появления. Затем откашлялас, да как заверещит:
– Это что же такое делается, а?! Куда господь с небес смотрит?! Хрыч он старый!!! Ты целый год изводила себя, а он!... С Дашкой?!
– Нет. Один. Во всяком случае, никого рядом с ним не обнаружила. А вот Дашка... Дашка все это время играла в любовь с Кротовым.
– Ну что за срань, тьфу ты!!! – Лариска со всей силы хлопнула себя по бедрам ладошками и болезненно сморщилась. – Чего же это делается-то, а?! Как они все так переплелись!!! Давай рассказывай.
– Долгая песня.
– Ну и что!
– А как же твой театр?
– Ты с дуба рухнула, да?! Какой, к черту, театр, когда здесь такое!
Я не без удовольствия наблюдала за подругой. Ее возмущенно округлившиеся глаза. Гневно вздернутые брови. Она была очень привязана ко мне, невзирая на наши перепалки. Как долго я была лишена такого вот настоящего дружеского участия! Как долго лавировала в фальшивой словесной шелухе, разгребая и разгребая ее, причем порой тщетно. А сейчас просто отдыхала душой, рассказывая ей эту неоконченную повесть, скоропалительно названную Незнамовым сказкой...
– Только не вздумай сказать мне, что ты опять вернешься в этот город N и начнешь искать Дашку, чтобы все до конца разузнать!!! Я посажу тебя на одну цепь с твоим кавказцем, и будешь выть вместе с ним на луну, пока все это не завершится!
– Лорочка, милая. – Я даже руку к сердцу приложила в искреннем порыве. – Обещаю. Просто торжественно клянусь, что не предприму ни одной попытки докопаться до истины, не сделаю ни единого шага в сторону этой клоаки без ведома и благословения наших доблестных органов. Кстати, а с кем это ты собралась в театр?
Оказалось, что с Ванечкой. Бедный вертолетчик так запал на мою подругу, что расстался-таки наконец с вечно недовольной супругой и переехал в общежитие. К Ларочке ехать принципиально отказался. Очень уж ему хотелось соблюсти приличия и сделать ее приличной женщиной, то бишь с бракосочетанием, венчанием и, хотелось бы (ему, конечно), с ребеночком.
– А что ты? – поинтересовалась я, уже стоя у порога и вглядываясь в ее просветлевшее лицо.
– А что я? Интересно, что будет дальше. Захватывает так... Как в бездну прыгнуть со связанными резинкой ногами. Жутко, но знаешь, что не расшибешься и до земли не долетишь. Что тебя вытянут и приведут в чувство.
– Ладно тебе раньше времени пессимизму предаваться, – пожурила я ее и, поцеловав на прощание, вышла из квартиры.
Сейчас домой. Горячая, пахнущая лавандой вода в ванной. Пара бутербродов. Кофе. Телефон и звонки. Масса звонков. Мне так много нужно выяснить, прежде чем...
Мои ноги приросли к асфальтированной дорожке, ведущей от калитки к крыльцу моего дома, когда я разглядела его вихрастую макушку среди листвы деревьев. Он сидел на верхней ступеньке крылечка, сдвинув ступни ног, обутых в рваные сандалии, уложив на сцепленные пальцы рук подбородок, и угрюмым взглядом, совсем несвойственным мальчику его возраста, сверлил ступеньки крыльца.
– Что ты здесь делаешь?! – вынырнув из-под яблоневой ветви, рявкнула я вместо приветствия. – Какого черта ты сюда приперся, говнюк?!
– Это непедагогично, – парировал Тарасик, шмыгнув носом.
– Плевать. Вали отсюда, и чтобы духу твоего здесь не было, понял?! Кстати, деньги мои где?! – Я была готова наброситься на него с кулаками, настолько была зла на этого коварного малолетку, втянувшего меня в историю с револьвером, в котором якобы были холостые патроны.
– Деньги? Нет денег. – Он снова шмыгнул носом и вдруг со злой слезой в голосе заверещал: – Что пристала-то?! Что пристала?! Я, что ли, это все придумал?! Мне велели, я и делал!
За соседним забором мелькнуло что-то белое. Не иначе собаковод решил полюбопытствовать, на кого это я променяла прекрасную собачку. Ухватив Тарасика за шиворот хиленькой футболки одной рукой и нашаривая под притолокой запасной ключ другой, я злобно зашептала, обращаясь непонятно к кому:
– Умники нашлись, елки-палки! Дуру из меня решили сделать?! Черта с два получится! Черта с два у вас что-нибудь выгорит!!!
Дом пахнул на меня затхлостью комнат с запечатанными наглухо форточками и неприятно поразил отсутствием жилого духа. Быстро пробежавшись по комнатам, я распахула все окна. Я откровенно радовалась. Радовалась обретенной свободе и, возможно, отсутствию неприятностей в связи со смертью Кротова.
– Итак, дружок, иди-ка сюда! – прикинула я из кухни застывшему у порога незваному гостю. – Да помоги мне...
Он подчинился безропотно. В два счета нажарив картошки с яичницей, мы нарезали консервированных огурцов и, наплевав на то, что в доме нет ни единой корочки хлеба, с жадностью набросились на еду.
– Что же ты мне, дрянь такая, боевых патронов в револьвер насовал? – спросила я у пацана, наблюдая за тем, с какой аккуратностью он ставит в посудомоечную машину тарелки. – Холостые... Холостые, а они и пульнули в живого человека.
Тарасик деловито задвинул тарелки в мойку. Нажал кнопку и затем, не мудрствуя лукаво, пробормотал:
– Так они и были холостыми. Попала бы ты в живого человека в такой темени, как же!
– Чего?! – Такого поворота я честно не ожидала. Все начало более-менее сходиться в моей версии, а тут вдруг снова все с ног на голову. – И кто же меня страховал? То есть подставлял, или как там этот трюк у вас назывался?
– А вот это ты у Дашки спроси. – Тарасик чему-то обрадованно улыбнулся. – Она тебе все как на духу и расскажет. Кто, что, за что...
