Ей стало грустно: доктор Грейнджер, светило кардиохирургии, не в состоянии самостоятельно принять ванну! Хотя она никогда не чувствовала от него неприятного запаха. Наоборот, вокруг него всегда едва заметно витал аромат хорошего одеколона.
Но если она согласится, ей придется увидеть его оголенным. Нет! Ни за что на свете!
— Я думаю, что смогу помочь вам принять ванну.
Неужели она действительно сказала это?
Он тоже выглядел удивленным.
— Учти, тебе будет нелегко. Ты такая маленькая, а я такой тяжелый…
Отгоняя навязчивое видение обнаженного Джеда Грейнджера в ванне, она произнесла:
— Поверьте, я гораздо сильнее, чем кажусь. Особенно учитывая мою работу. Но меня беспокоит совсем не это.
На его лице медленно проступила улыбка.
— А о чем ты беспокоишься, Брук? Обо мне? Обещаю быть хорошим.
Их представления о хорошем и плохом кардинально различались.
— Именно это меня и беспокоит.
— Ты не должна бояться меня, Брук. Я никогда не обижу тебя.
Джед говорил мягким хрипловатым голосом, но Брук не поверила ему. Она прекрасно знала, что он может причинить ей боль — даже сам не подозревая об этом.
Брук молча развернулась и направилась к машине, с ужасом понимая, что, если он еще раз предложит ей зайти в дом, она согласится, не раздумывая. Ему хватит одной улыбки, одного слова, чтобы она забыла о здравом смысле. Рассудительная Брук Левис превратится в клубок женских инстинктов. Если не будет осторожна.
Ей нужно как следует подумать о том, что может произойти. Стоит ли допускать в их отношения интимность? Стоит ли рисковать работой ради безумно сексуального доктора Грейнджера? Но самое главное, равноценна ли возможность упасть в объятия Джеда риску разбить свое хрупкое сердце?
* * *
Джед не пошел в постель. Вместо этого он растянулся на софе и принялся размышлять о Брук. О том, какое место она занимает в его жизни.
Наверное, она права, и им действительно нужно соблюдать дистанцию. Зачем ей такой, как он? Без карьеры, без четких планов на будущее. То, что его рука заживет и он сможет вернуться к работе хирурга, пока всего лишь смутная надежда на горизонте.
И что он вообще хочет от их отношений? Характер у него не самый простой. Впрочем, как и у отца. Тот был мастером устраивать окружающим веселую жизнь. Отец и мать жили вместе, только чтобы соблюсти приличия. Насколько Джед знал, они никогда не любили друг друга. По крайней мере, ему так казалось.
Родители гордились им. Особенно когда он получил степень доктора медицины. Еще бы, их единственный ребенок стал продолжателем династии. Врачом в третьем поколении.
В последнее время Джед часто задумывался, зачем он пошел в медицину. Только ли потому, что любил хирургию и хотел исцелять людей? Или решил идти по проторенной отцом и дедом дороге? Эти мысли начали приходить к нему, потому что хирургия стала для него недоступна. Раньше он никогда не сомневался в своем выборе.
А еще он с удивлением понял, что не умеет общаться с женщинами. Все его связи были кратковременными, поскольку противоположный пол всегда был для него чем-то вторичным, не заслуживающим особого внимания по сравнению с работой, которая стояла на первом месте.
Впервые за тридцать шесть лет он встретил женщину, действительно заинтересовавшую его. И что бы ни думала Брук, благодарность и обычная похоть здесь были ни при чем.
Проблема в том, что Джед абсолютно не знал, что с этим делать.
Брук вбежала в квартиру, хватая ртом воздух. Легкие горели, каждый вздох давался с трудом. Ее затошнило, перед глазами полетели черные мухи — предвестники обморока.
Запаниковав, она схватила со стола ингалятор и дважды сделала глубокий вдох. Разведенный в легких костер не затухал. Воздуха уже не хватало. Еще один ингалятор. Вдох. И только тогда Брук полегчало. Она чувствовала на языке горький металлический привкус от лекарства. Но это была небольшая плата за возможность дышать.
Девушка почти пришла в норму. Следовало знать, что не стоило целоваться с сексуальным доктором Грейнджером.
— Брук, это ты? — донеслось из спальни.
Замечательно. Мать почти стала свидетелем ее приступа.
Она скинула рубашку и без сил упала на софу. Ее мать всю свою жизнь посвятила тому, чтобы сделать среду обитания Брук как можно стерильнее. Никакой пыли, никакой вредной еды, ничего такого, что может спровоцировать у дочери приступ аллергии или астмы. Сама Брук ненавидела такую жизнь.
Обретя наконец возможность говорить нормальным голосом, она отозвалась:
— Да, мам. Это я.
— Хорошо, дорогая. Там, в холодильнике, овощная паста. Коробку с шоколадным молоком я выкинула. Ты же знаешь, у тебя аллергия.
Брук взяла на заметку сходить за шоколадным молоком завтра утром.
— Хорошо, мам.
— Я как раз заканчиваю чистить жалюзи. Ухожу через несколько минут.
— Ладно, мам.
Она шла на уступки, позволяя матери вылизывать квартиру до блеска и контролировать еду, поскольку знала, что Джин Левис мучает чувство вины за болезнь дочери. Еженедельная уборка облегчала это чувство. Да и жизнь самой Брук становилась легче.
Брук поудобнее устроилась на софе и несколько минут сосредоточенно дышала. Ее внимание привлекло звяканье замка. Чудо из чудес: ее сестра явилась домой пораньше.
Мишель с грохотом захлопнула за собой дверь, прошла к креслу и с наслаждением утонула в нем. Сумочка осталась валяться на полу в прихожей.
Вытянув ноги, Мишель сказала:
— Настоящая пытка! — Затем прикрыла глаза и вздохнула.
— Неудачное свидание? — с трудом подавила улыбку Брук.
— Не то слово! Все, я завязываю с мужчинами, — она приложила ладонь ко лбу.
— Мишель Левис завязала с мужчинами! Не могу поверить.
Мишель открыла глаза и с раздражением посмотрела на сестру. Раздражение быстро сменилось тревогой.
— Бог мой, Брук! Ты выглядишь ужасно, краше в гроб кладут.
— Тихо! Со мной все в порядке, — Брук приложила палец к губам. — Здесь мама. Она начищает жалюзи.
— Разве она не делала это на прошлой неделе? — возвела глаза к потолку сестра.
— Да, но разве ты не знаешь, как быстро пыль проникает в дом. Она же навязчивее коммивояжера! — Брук старательно сымитировала голос матери.
Мишель прыснула в кулак.
— Как прошло твое свидание с доктором? — спросила она.
— Да так, ничего интересного.
— Давай, сестричка, выкладывай, — навострила уши Мишель.
Брук помолчала, наслаждаясь нетерпением сестры. Та, уже просто сгорая от любопытства, сжала руку в кулак и поводила им у носа Брук.
