А что он мог о них знать – об их отношениях? Как мог судить о его черствости, о преступных замыслах, если он его совершенно не знал?!
– А вы знаете о нем все, хотите сказать? – оборвал Мухин ее с насмешкой, когда Полина попыталась вставить хотя бы слово в защиту Антона. – Разве вы знали о его отношениях с погибшей? О долговременных отношениях с замужней женщиной?
Нет, она этого не знала. Антон никогда не рассказывал ей о своем прошлом, и у нее никогда о ее прошлом не спрашивал. А у нее и не было никакого постыдного прошлого. Прошлого, которое аукнулось бы так страшно и так сотрясающе спустя столько лет. А вот у ее мужа такое прошлое, оказывается, было. И возразить черствому следователю ей было нечем. Поэтому она и вовсе перестала слушать их страшные слова.
– Характерные что? – снова переспросила она, потому что лицо у молодого следователя сделалось совершенно жалостливым, того и гляди, примется гладить ее по голове.
– Вы меня совсем не слушаете, – вздохнул Стас.
И в глубине души тут же проклял Мухина, спихнувшего на него эту дважды пострадавшую милую женщину. Ясно же было, что она ничего не знает. Что даже не догадывалась, с каким мерзавцем живет. И выслушивать от них обо всем этом ей очень болезненно. А Мухин все равно настоял.
– А вдруг ей что-то известно! – гневался старший коллега, без конца теребя плешину на макушке. – Вдруг она слышала что-то или замечала! Как так можно отмахиваться от потенциальных свидетелей, Стас, не пойму!
Стас его понимал великолепно. Но и эту несчастную женщину понимал, как никто. И жалел ее. И не хотел посвящать ее в тонкости проведенной судебной экспертизы. А Мухин настаивал!
– Понимаете, эксперты установили, что характер повреждений на черепе Хаустовой…
– А это кто? – внезапно очнулась Полина.
Опять – двадцать пять! Ну что ты будешь с ней делать! Говорил, говорил, рассказывал, рассказывал, и все без толку.
– Зоя Хаустова погибла три года назад, – начал он все же терпеливо заново.
– А… Вспомнила. Так что там за характер?
Она самой себе представлялась теперь совершенной дурочкой. Можно представить, что этот симпатичный парень думает о ней. Полина вздохнула и призналась нехотя:
– На самом деле, я давно поняла, что обе жертвы были убиты одинаково. Простите меня. Просто я задумалась, вот и повторяю одно и то же. Простите!
– Это вы нас простите, – выпалил он неожиданно и с раздражением отодвинул от себя папку с делом. – Мучаем вас, а ведь очевидно, что вы ничего не знаете. Он так и отказывается видеть вас?
– Да! – выдохнула она с обидой, и глаза ее наполнились слезами. – Я через адвоката пыталась с ним поговорить, Антон ни в какую! Что могло случиться?! Почему? Почему он так со мной поступает?!
На последних словах она не выдержала и расплакалась, как маленькая девочка – горько и со всхлипами. Стас просто не знал, что ему делать, как поступить. Утешить ее было нечем. Судя по фактам, уликам и показаниям свидетелей, муж ее попал к ним надолго. И оправдаться ему будет очень сложно, если вообще возможно.
– Дело ведь в том, Полина, что он и с нами говорить не хочет. Молчит и все! – пожаловался Стас. – Одна надежда была на вас, но и с вами он, оказывается, говорить не желает. Почему, сам не пойму!
Конечно, Воронов прекрасно понимал подследственного. Того обвиняли в убийстве бывшей любовницы и тетки его жены. Тетка была единственной родственницей Полины. Можно себе представить, насколько велико теперь ее горе. И можно представить, что Панов теперь чувствует, осознав все, что натворил. Разве простит ему жена такое?!
– Я не верю! – вдруг горячо зашептала Полина, отняв носовой платочек от лица. – Я не верю, что это он сделал, понимаете! Он не мог! Он не такой! Да, возможно, у него был роман с замужней женщиной. Но разве мало сейчас таких мужчин?
– Много, – охотно согласился Воронов. – Но не каждый убивает ее ради денег.
– Я не верю, что он присвоил чужие деньги. Не верю!
– Но в его сейфе был обнаружен тот самый кейс, с которым, по свидетельству очевидцев, погибшая вышла из дома, села в такси и приехала потом в фирму.
– Но это был его кейс! Это был кейс Антона! И никто не видел в нем денег. – возразила Полина. – Может, он был пустым, этот кейс.
– Куда же тогда подевались деньги, Полина? Хаустов перед самым отъездом, буквально за несколько дней до своей гибели, снял огромную сумму денег с одного из своих счетов. Никто их не нашел!
– Их мог взять тот же водитель, который за Хаустовым приехал. Почему нет? – она сопротивлялась из последних сил веским аргументам. – Он мог войти в квартиру, обнаружить тело, пробежаться по квартире, найти деньги и…
– Он вышел из дома с пустыми руками, тому тоже имеются показания свидетелей, – с усталой усмешкой обронил Стас.
Как он устал! Он никогда так не уставал ни на одном допросе, как от разговора с этой женщиной. Мухин молодец! Знал, кого на него сплавить. Мелкая такая коварная месть за «расхлябанность некоторых сотрудников» – так он назвал подход Воронова к расследованию дела трехгодичной давности. Можно подумать, сам Мухин на тот момент повел расследование по другому пути. Можно подумать…
– Что вы сказали? – опомнился он, пропустив ее слезную просьбу мимо ушей.
– Я прошу вас! – Полина молитвенно сложила руки. – Прошу вас, поговорите с ним вы лично. Я вижу, вы очень хороший человек! Поговорите с ним.
– Говорил! Много раз говорил, только гражданин Панов не желает отвечать мне.
– Я не об этом. – Она досадливо поморщилась. – Я не о допросе! Я хочу, чтобы вы уговорили его встретиться со мной! Скажите ему, что я…
Ей было нелегко обнажать свои чувства перед чужим человеком. Человеком, к которому она стояла в очереди, чтобы попасть в его кабинет. Трое перед ней зашли к нему, двое потом вышли, одного увели. И Полина для этого молодого симпатичного парня не человек даже и не товарищ. Она, в лучшем случае, для него – гражданка. В худшем – единица протокольная. Или фигурант, как у них принято выражаться.
– Что сказать, Полина? Вы не бойтесь, я все ему передам. Говорите. – поторопил ее Стас, заметив ее замешательство.
– Передайте, что я очень люблю его, – прошептала она с непонятным испугом. – И что я не верю, что это мог сделать он. Так и скажите, что жена не верит! Передадите?!
Конечно, он все ему передаст, обо всем расскажет. И Стас закивал согласно, успокаивая милую женщину.
Это ведь и в его интересах, не так ли? В его интересах сломить внутреннее сопротивление подследственного, заставить его дрогнуть если не перед неопровержимыми доказательствами, то хотя бы перед искренней болью и страданиями его жены. Которую, к слову, тот, кажется, обожает.
Стас научился разбираться в людях. И заметил, конечно, как судорожно корчился Панов, стоило при нем упомянуть имя его супруги. Мухин-то счел это излишним артистизмом подозреваемого. А вот Стас – нет. Стас сразу понял. И понял, кстати, почему Панов отказывается от встреч с Полиной.
